Сева не очень уверенно улыбнулся и сильно скосил глаза в сторону сидящих за столом женщин.

VIII

– А ты в прошлый раз?

– Что – я!

– Ты в прошлый раз как себя вел?

– Нормально…

– Нажраться, как свинья, всем нахамить – ты считаешь нормальным?

– Да брось ты.

– Тогда нечего упрекать меня…

– А я не упрекаю.

– Как же – не упрекаешь! Зачем врать-то?

– Ладно, все!

– Все люди как люди, а у нас вечно…

– А вот почему у нас «вечно-то»? Из-за кого?

– Ха-ха! Уж не из-за меня ли?

– А из-за кого?!

– Послушай, дорогуша, кто в последний раз к Верке приставал?

– Не знаю…

– Ах, ты не знаешь! А я вот знаю… Я эту паскудину, Зою Георгиевну, насквозь вижу. И я знаю, почему она в прошлый раз свою потаскушку Верочку на пикник приволокла.

– Ну…

–Не нукай, не запряг… Уши развесил, губы распустил. Ты бы посмотрел тогда на себя со стороны… Ты бы видеть себя больше не захотел.

– Ладно тебе.

– Она ведь, Зоя Георгиевна, как рассудила: они, это мы с тобой, не расписаны, авось Верка и оттяпает себе муженька.

– Да ну? Врешь!

– Чего «врешь»? Врет сорока на заборе… А ты, говорю, губищи-то и распустил – свеженького захотелось? А теперь вот этот сосунок появился. Видел же, как Верка за столом возле него увивалась: то вина подольет, то буженинки подложит…

– Это я видел.

– Ви-идел… Небось, с Верки глаз не сводил?

– Да зачем она мне нужна?

– Все за тем же… А Зоя Георгиевна, ох и гадюка же подколодная. Разрешили бы – я ее из автомата насквозь бы прошила…

– Злая ты.

– Не злее других… Ты просто ее не знаешь. Вот увидишь, приберут они этого Сережку к рукам.

– А тебе что, завидно?

– Приберут, как пить дать. А как только приберут, так Зоя Георгиевна разводить их начнет.

– Да ты не каркай раньше времени…

– А чего мне каркать? Все так и будет, вот увидишь…

– Да мне-то все равно. Пусть этот Сережа хоть на самой Зое Георгиевне женится.

– Ну да, а Верочка тебе?

– Кончай!

– Что вы с ней тогда за домом делали?

– Когда?

– Не прикидывайся идиотом.

– Иди ты…

– Сам иди, ясно!

– Мегера.

– Кретин…

– Дура в кубе!

– Ты сам дурак в квадрате!

– Кто – я?!

– Ты!

– Я – дурак?

–Тих-хо… Услышат же!

IX

– … Скажете тоже.

– Нет, в самом деле, – уверяет Сережа Журавлев. – Это я на первый взгляд только таким тихим выгляжу. Меня всегда не за того принимают – и в школе, и в институте. А сейчас – особенно…

– Все равно – не поверю! – вздергивает одно плечико Вера. —У вас такие глаза…

– Какие?

– Не знаю… В общем, по ним все видно…

– Так уж и видно? – досадливо морщится Сережа. – У нас в институте один парень в таких случаях знаете что говорил?

– Что? – округляет глаза Верочка.

Сергей Журавлев мнется, но выпитое с утра вино придает ему смелости, и он на едином дыхании выпаливает:

– Внешность бывает обманчива, сказал еж, слезая с сапожной щетки…

Верочка не сдерживается и громко хохочет. Сергей, не ожидавший такой реакции, удивленно смотрит на Веру.

– Нет, Сережа, вы прелесть! Вы извините, конечно, что я так откровенно говорю…

– Да ничего, – бурчит Сергей, увиливая глазами от высоко взбитого Верочкиного сарафана.

Они сидят на поваленном ветром старом тополе, и речка Каменушка струит свои воды буквально в двадцати шагах от них. Старая выгоревшая под солнцем трава уже ничем не пахнет и не радует глаз, но на противоположном берегу поднялась отава, ослепительно зеленая на фоне красно – желтых приречных берез. Они уже давно сидят здесь, согретые солнцем и мягким журчанием Каменушки, неспешно несущей свои прозрачные воды к большой реке. Сорока, при их появлении поднявшая шум на весь дачный поселок, притерпелась к ним, и лишь бурундук, до их прихода челноком сновавший по упавшему тополю, недовольно стрекотал за можжевеловым кустом. Оно и понятно: рядом с тополем лежала кем-то брошенная баранка, которую бурундук вознамерился приобщить к своим зимним запасам.