Признаться, я уже подустала идти, таща за собой чемодан. Остановилась и взглянула на часы. Прошло уже достаточно времени, чтобы доехать на мотоцикле до автобуса, погрузить бабулю с поклажей и двинуться в обратном направлении. Передохнув немного я отправилась дальше.
Вскоре позади раздался знакомый гул мотора и еще через пару минут дорогу рядом со мной выхватил из темноты свет фар мотоцикла. Я притормозила у обочины и оглянулась. Мотоцикл остановился рядом. Бабуля, с видом царственной особы, восседала в коляске и с интересом поглядывала на меня. Андрей помог мне уложить чемодан и сумку поверх багажника, сел за руль. Я устроилась позади него.
Езда на мотоцикле по лесной дороге, на мой вкус, не самое комфортное время препровождения, но, как говорится – лучше плохо ехать, чем хорошо идти.
В какой-то момент, бабуля не удержалась и спросила, обращаясь ко мне:
– А ты чьих будешь? Я в нашей деревне всех знаю.
Ветер от быстрой езды не способствовал продолжительному развитию беседы, поэтому я постаралась ответить, как можно короче:
– Туристка.
Андрей с интересом прислушивался, но в разговор не вступал, сосредоточившись на дороге. Бабуля хотела еще что-то спросить, но едва открыв рот, поперхнулась залетевшей туда мошкой, закашлялась и благоразумно продолжила молчать остаток пути.
За очередным поворотом лес неожиданно кончился. Впереди явственно можно было различить огни деревни. Проехав указатель с еле различимой в темноте надписью Оршинский Погост, минут через пятнадцать мы уже ехали по центральной деревенской улице вдоль ровного ряда деревянных домиков.
Андрей поинтересовался, где я планирую остановиться и услышав ответ, повернул в ближайший переулок. Немного попетляв по темным улочкам, мы оказались где-то в конце деревни на самой последней улице и остановились у палисадника одного из домов, в окне которого тускло горел свет ночника. Все вокруг тонуло в темноте. В окне мелькнула фигура и, пока Андрей помогал мне с вещами, из калитки показалась хозяйка, освещая себе дорогу неярким светом керосиновой лампы, которую она держала перед собой. На вид ей было не больше пятидесяти. Поверх домашнего халата она накинула шаль и сейчас, зябко подернув плечами, вышла нам на встречу. Маленькое пламя в лампе то и дело подрагивало, время от времени выхватывая из темноты неожиданные детали окружающих предметов. Тени витиевато ложились вокруг, задерживаясь в складках одежды и на лицах, предавая окружающему некий эффект нереальности происходящего, а затем расползались по углам и тонули в ночной темноте.
Хозяйка поздоровалась и помогла мне с чемоданом. От моего внимания не ускользнуло то, как бабуля отвернулась и поджала губы, проигнорировав приветствие. Я, подхватив, сумку, поблагодарила Андрея за помощь, попрощалась и отправилась вслед за женщиной. Андрей мне помахал в ответ и через минуту скрылся в конце переулка.
Хозяйка, звали ее Надежда Егоровна, проводила меня в дом. В сенях пахло деревом и сушеными травами. Вдоль стены стояла лавка, на ней оцинкованное ведро с прозрачной питьевой водой. Под потолком натянута бечёвка, с которой вдоль всей прихожей свисали букеты сухоцветов, из которых я узнала ромашку, чистотел и крапиву. Остальные были мне не ведомы.
– Про то, что автобус сломался мне соседка рассказала, – сообщила Надежда Егоровна. – Та слышала, как Андрей с бабкой по телефону разговаривал. – Пояснила она, распахивая дверь в дом и пропуская меня вперед.
Слева располагалась настоящая русская печь, справа небольшой диванчик. Над ним старинные часы с гирями. Впереди окно, обрамленное белыми легкими занавесками. У окна стол, покрытый нарядной клеенчатой скатертью, с небольшой вазой с веточками рябины по центру. На полу ковровые дорожки. Чистенько и уютно.