– Попробую. А зачем?

– Кроме смычка, лежавшего неправильно в кофре, могут появиться и другие свидетельства того, что музыкант ушёл в мир иной не по своей воле. А записка, как и заключение прозектора, очень важные элементы в цепи доказательств.

– А про смычок сказать ему?

– Для следователя моя фамилия как кошачий вой для сторожевого пса. Пока о скрипке говорить не стоит. Попросите у него лишь копию осмотра трупа Несчастливцева и предсмертное послание. Пообещайте вернуть через час-два. Мне бы только одним глазом взглянуть на эти две бумаги. Если позволите, все выводы я изложу вам завтра часов этак в десять.

– Буду ждать с нетерпением. Славин, думаю, мне не откажет. А вас довезти домой?

– Да, но сначала мы остановимся на Николаевском, у магазина фотопринадлежностей. Мне надобно купить некоторые химикаты.

– Никифор, трогай. Слышал, куда ехать?

– Да, барин.

Рессорный экипаж, запряжённый парой сильных молодых лошадок, вновь застучал металлическими колёсами по мостовым Ставрополя.

Уже через час Папасов привёз домой Климу копию заключения прозектора и предсмертную записку Несчастливцева. Славин удовлетворил просьбу потерпевшего без всяких проволочек, разрешив вернуть бумаги на следующий день. Ардашев заметно повеселел, оставив купца в недоумении, но напомнив ему, что всё объяснит завтра в десять утра. А ещё через три часа, закончив писать собственное химическое исследование, будущий драгоман решил полистать путеводитель, найденный в ящике покойного скрипача, но книга благодаря закладке сама открылась на расписании движения пароходов из Одессы до Александрии, из которого следовало, что с октября, когда штормы на Чёрном море случаются чаще, в Египет выполняется всего два прямых рейса в месяц. Дата одного из них, подчёркнутого карандашом, полностью совпадала с восьмым числом, указанным в билете Клима. Сама закладка представляла собой ломбардный билет на сдачу и выкуп «золотой клипсы для ассигнаций в виде скрипки, украшенной рубином». Будущий дипломат посмотрел на часы: до закрытия залоговой конторы оставалось ещё два с половиной часа. Не теряя времени, он надел пальто, котелок и вышел из дома. Дорога не заняла больше четверти часа, и о появлении посетителя возвестил дверной колокольчик ломбарда.

– Чего изволите? – справился благообразного вида приказчик с бритым подбородком и нафиксатуаренными усами.

Клим молча протянул билет и спросил:

– Могу ли я выкупить эту вещь?

– К сожалению, это невозможно.

– Отчего же?

– Поклажедатель – господин Несчастливцев – скончался, как было указано в газете «Северный Кавказ», и в полиции нам выдали удостоверительную надпись о его смерти. Согласно нашему уставу, по происшествии двух дней со дня смерти поклажедателя мы имеем право выставить принадлежащую ему вещь на продажу, что мы и сделали. Всего несколько часов назад её приобрели.

– Жаль, а я надеялся поучаствовать в торгах.

Приказчик покачал головой.

– А на какой срок покойный заложил клипсу?

– Эти сведения носят доверительный характер, но поскольку музыкант умер, то я сделаю вам одолжение и отвечу: на сорок два дня.

– Большой срок.

– Такова была его воля. Но позвольте узнать, сударь, откуда у вас билет на этот зажим для банкнот?

– Я купил книги покойного, и в одной из них лежала эта бумажка.

– Могу ли я ещё чем-нибудь вам помочь?

– А кто же стал счастливым обладателем этой штуковины?

– Простите, но я не имею права раскрывать эти сведения посторонним, за исключением полиции или суда, да и то сугубо по их письменному постановлению.

– И на том спасибо! – выговорил Клим и покинул ломбард. До самого дома у него в голове вертелся один и тот же вопрос: «Связан ли покупатель золотой скрипки-клипсы со смертью Несчастливцева?»