Остров Зебу находился в восьми милях от берега на самом краю залива. И его западная сторона подвергалась атакам открытого океана.

После посещения курорта в Нормандии Стас не выглядел на пляже «Белоснежкой», и все-таки кто-то, из проходивших мимо, предостерег его:

– Смотрите не сгорите, лейтенант, солнце тут коварное. Не успеешь опомниться, как станешь красным, точно варенный рак.

Стас внял совету и перевернулся на спину. Еще десять минут, сказал он себе, и с меня хватит. Не успели они пройти, как чья-то тень, закрыла от него солнце. Козырек бейсболки мешал ему увидеть стоящего, и Стас повернул голову.

– Долго собираешься валяться? – осведомился Морис, а это был он, умеренно загорелый, в весьма веселеньких купальных шортах, доходящих почти что до колен. Эту моду Стас не принимал, предпочитая обычные плавки.

– У тебя есть иное предложение? – лениво поинтересовался он.

– А то! Зумандиги предлагает нам сразиться в волейбол.

– Я не против. Только не вижу площадки.

– Ты не обратил внимание на вон те две пальмы? Они стоят особняком, далеко от других деревьев. Это и есть площадка.

– Без сетки?

– Сетку мы привозим с собой, иначе ее бы обязательно стянули местные. Сейчас парни ее натянут. Так ты готов?

– Как пионер! – Стас одним прыжком оказался на ногах.

– Кто? – не понял Морис.

– Как скаут, теперь понятно?

– Ты был скаутом?

– Я не был. Ни тем, ни другим, – терпеливо объяснил Стас. – Просто есть такая поговорка, связанная с жизнью в Советском Союзе. А я, как и наш старшина, родился именно в нем.

– О! Я знаю. У вас был лидер, его звали Ленин. Он сделал революцию. Надень сандалии, песок становится слишком горячим.

– Ленин. Ударение на первом слоге.

– И еще Сталин. Он был тиран. И Горбачёв, последний лидер, да?

– Так и есть. У тебя, дружище, необычайно глубокие познания по истории СССР. Я даже удивлен. Большинство встреченным мной французов знает лишь первых две фамилии.

– В школе нас учат больше истории Франции, – немного обидевшись, заметил Морис. – Вот ее я знаю хорошо.

– Тогда скажи годы жизни Робеспьера?

– Издеваешься? Я их не помню. Но могу сказать годы жизни Наполеона.

– Ты по-настоящему крут, парень. И представь, я тоже их знаю. 1769-1821.

– О, Боже! – воскликнул Морис, смеясь. – А маршала Фоша?

Историческая дискуссия пресеклась, когда офицеры пришли к уже привязанной сетке. С десяток легионеров обсуждали, кто с кем будет играть. Верховодил здесь старшина Зумандиги. Его слушались и солдаты, и офицеры. Мориса и Стаса он взял в свою команду, видно хотел сам посмотреть, на что Стас способен. Видавший виды мяч подбросили вверх, чтобы разыграть подачу. Практически через пару секунд он упал на стороне команды Стаса, обозначая проигрыш.

– Где хотите встать? – спросил Зумандиги из вежливости.

– Мне все равно, – ответил Стас, равнодушно пожав плечами.

– Тогда становитесь под сетку.

Игра началась лениво, с шуточками и подколами. Потом игроки втянулись всерьез. Досаду стали выражать резче. Стасу удалось несколько раз дать хороший пас и отбить пару «тяжелых» подач противника, так что он удостоился скупого одобрения старшины.

– Неплохо, – невозмутимо заметил тот. – Посмотрим, как поведете себя на подачах.

И сглазил. На подачах вышло уже не так хорошо. Четверо первых были взяты противоположной стороной и с легкостью разыграны. Вышло так потому, что Стасу не хотелось ударить в грязь лицом после долгого перерыва, потому подавал высоко и в центр. Две из них были засчитали их команде только благодаря пушечным ударам Зумандиги, стоявшего под сеткой. Зато последнюю Стас, решив рискнуть, запустил так, что мяч едва перелетел сетку и ударился в песок, проскочив между руками игроков.