И только после этого, посмотрев в глаза Воронцовой, расписалась внизу листа. Тем же вечером старуха донесла императрице с каким старанием новая юнгфера отнеслась к формальностям. Екатерина и это не забыла в дальнейшем.

Поселившись во дворце на самом верху, почти под крышей, Анна скоро освоилась в многочисленных переходах и в неписаных правилах придворного общежительства. Она пришла к выводу, что роль неосведомленной наивной провинциалки, каковой она являлась вначале, имела массу преимуществ. Недостатка в советчиках не было. При этом «просвещающие» отнюдь не ждали в ответ каких-либо сведений. Это позволило Анне какое-то время не участвовать в круговороте сплетен и держаться в стороне от интриг.

Столь необычные при Дворе качества не могли пройти мимо внимания императрицы. Несмотря на множество раболепствующих перед нею людей, Екатерина была по-человечески довольно одинокой. Тех, которым она могла довериться лично, легко было перечесть по пальцам. Ближе других в ту пору были Анна Никитична Нарышкина [29] и Прасковья Александровна Брюс [30]. Первая слыла женщиной хитрой и склонной к пронырству. Другая – веселая толстуха, «Брюсша», как ее называли за глаза, была попроще, погрубее Нарышкиной и являла собой даму, чрезвычайно склонную к любовным утехам. Пользуясь постоянными отлучками мужа, она крутила хвостом налево и направо.

В отличие от большинства, обе наперсницы приняли новую юнгферу настороженно. Анна не разглядела с самого начала подлинную сущность обеих и это, как мы увидим в дальнейшем, стоило ей немалых переживаний. Остальные дамы и кавалеры Двора старались просвещать новенькую наперебой. Сплетни – любимое занятие при любом Дворе.

На одном из раутов в самом начале службы Анне показали бывшего камергера покойного императора, а ныне дипломата графа Сергея Васильевича Салтыкова [31], воротившегося из Парижа.

Видный мужчина он, казалось, в совершенстве владел искусством обращения с людьми с тою хитрой ловкостью, которая приобретается лишь жизнью в большом свете. Говорили, что, будучи во французской столице в ранге посланника, он вел такую легкомысленную и распутную жизнь, что наделал долгов, заплатить которые просто не мог. Государыня велела погасить их из кабинетных сумм, а самого графа определила с довольным содержанием в Дрезден. Анна недоумевала по поводу такой щедрости. И тогда фрейлины, не в силах сдержаться, рассказали ей «за тайну» о предполагаемом его отцовстве наследника. Однако Анна, сколько ни вглядывалась, фамильного сходства не нашла.

Однажды в покоях Государыни она увидела небрежно брошенный на пол гравированный портрет. Надпись по краю гласила: «STANISLAVS AVGVSTVS D.G. REX POLONIAE M. D. LITH.» – Станислав Август Понятовский. Анна слыхала, что в сентябре 1764 года красавец-поляк был избран сеймом на польский престол. Знала и о его пребывании чрезвычайным послом в Петербурге. Среди фрейлин ходило немало разговоров о том, что ветреный кавалер не задумывался о рыцарской верности своим избранницам. Девицы рассказывали буквально легенды о его многочисленных связях. В том числе… Вполне понятно, что молодая и покинутая мужем великая княгиня Екатерина была очарована учтивостью галантного кавалера. В скором времени у них состоялось тайное свидание, на котором, как уверяли Анну фрейлины, он был осчастливлен… Но затем красавец-бонвиван уехал. Говорили, что в недалеком времени его будто бы заменил Александр Строганов, камергер, возведенный в графское достоинство Священной Римской империи…

Но то все было в прошлом. Ныне должность фаворита прочно занимал Григорий Григорьевич Орлов, граф, генерал, и кавалер… Но о нем Анне, памятуя их родство, рассказывали мало. Пожалуй, она и сама знала больше кого-либо. Но и у нее желания поведать о том кому-либо не возникало…