Помню, как батюшка освящал мою картину в Смоленской церкви. Делать это он вначале категорически отказался: никогда к нему с такими просьбами прежде не обращались. В общем, едва уговорил тогда: все же часовня Ксении тоже не чужая, со Смоленского кладбища. Только вот беда, освятил он картину, а с рамы ее побежала неокрепшая «морилка», краска. Вышел батюшка ко мне немного растерянный: на картине с Ксенюшкой «струйки крови» пролились. В те дни вся страна говорила о крушении поезда «Невский экспресс», следовавшего из Москвы в Петербург. Оно произошло 27 ноября 2009 года в 21 час 30 минут по московскому времени на 285 км. С тех самых пор жена моего друга считает, что от беды ее тогда уберегла именно Ксения Петербургская.

После этого, сам того не желая, уверовал в ее особую силу. Только думаю, что напрасно матушку Ксению люди в часовне ждут. Она ходит незаметно рядом с нами и улыбается, смотрит, как все суетятся, свои круги вокруг часовни считают. Помню, как-то рисовал на Смоленском кладбище и неожиданно почувствовал на себе чей-то взгляд. Такое иногда даже спиной, кожей своей определить можно. Оглянулся и вижу, бродит неподалеку старушка в платочке, одетая легко, не по сезону. Кажется, только кофта на ней была, да простая линялая длинная юбка. Может и холода не чувствовала? По странному стечению обстоятельств в тот день тоже было 27 ноября. И почудилось мне, что слышу детские голоса где-то, плачет кто-то, жалуется. Женский голос в ответ начинает успокаивать, жалеть. Только речь получалась необычная. Ее, такую, по нынешним временам, можно в старых книгах встретить.

Между нами говоря, кладбище – место далеко не прогулочное. Не должно оно сильно затягивать живого человека. Там нужно дело какое-то исполнять, а завершив его, сразу уходить. Так и до греха недалеко: когда-нибудь может показаться, что тебе на кладбище лучше. Позднее у меня появились еще две картины с одним названием: «Свет Ксении». Представьте себе зимний вечер на кладбище, когда каждый могильный памятник вставшим мертвецом кажется. Из этой темноты, словно свет в окне перед идущим путником, вырывается освещенный силуэт часовни Ксении. Стоящие рядом фонарные столбы кажутся зажженными церковными свечами. От этого опускающаяся на землю темнота выглядит прозрачной и чистой, света добавляет выпавший снег. Одна из этих картин вскоре оказалась в частной коллекции, но с каждой тоже была связана какая-то любопытная история.

Вижу, что и вы мне уже не верите, сомневаетесь. Только теперь и я скажу, что это вопрос вашей веры, и пусть каждый сам решает, с чем ему дальше жить…

Впервые посетил Петергоф зимой. Прежде я всегда находил для этого другое, удобное время. Замерший Финский залив и декорированные снегом роскошные дворцы… Большой каскад с обнаженными фигурами без своих привычных работающих фонтанов сейчас похож на заснеженный пляж. Золото на таком ослепительном белом фоне быстро тускнеет и уступает природе. Оно просто застывает в этом бесконечном зимнем коктейле. Падает мелкий снежок. Изысканные линии куполов придворной церкви Святых Апостолов Петра и Павла растворяются в нем и появляются снова как призраки. В створе замершего Морского канала незаживающей раной зияет длинная темная проталина.

В парках стоит неподвижная стеклянная тишина. От стужи у меня липнут ресницы, стынет дыхание. Вот она какая, настоящая Россия, сказочно богатая, волшебная страна. Образцово разбитый иностранными садовниками опрятный французский парк теперь утопает в сыпучих русских снегах.

Чудно, здесь все сегодня выглядит иначе, будто заехал в незнакомое место. Представил, как сейчас из-за коротко остриженных голых деревьев Нижнего парка навстречу мне выскочит эскорт лейб-гвардии гусар с пиками, сопровождающий золоченый санный возок государыни – императрицы с атрибутами государственной власти. Морды лошадей в пушистом серебре, иней покрывает и самих всадников. Рослые, румяные от мороза, они словно не замечают холода в своих легких доломанах и ментиках расшитых блестящими шнурами. Тяжело ухают в твердый наст копыта кавалерийского эскорта, двигающегося по бокам царского возка. Следом за ним вихрится снежная пыль. Гусары столь ловко сидят в своих седлах, что заставляют меня вспомнить легендарных скифов в описаниях древнегреческого историка Геродота. Все это так необычно, что кажется удачно разыгранным театральным действием. Весь этот торжественный поезд направляется сюда, к Большому Петергофскому дворцу. Где-то за пределами моей видимости стреляет пушка, следом раздается барабанная дробь. На мгновение карета равняется со мною, и я замечаю в ее окошке лицо императрицы, закутанное до самых глаз в соболиные меха. Она рассеяно смотрит вдаль, где посвистывает бесконечный сыпучий снег. Сгибаю спину в почтительном низком поклоне, но в последний момент весело подмигиваю ей и улыбаюсь, радуясь собственной фантазии. Что же в этом странного? Когда-то здесь была настоящая, а не придуманная жизнь. После этого на сердце сделалось удивительно легко, как редко случалось в моей жизни…