Перед поворотом на шоссе Тимофей остановился и оглянулся назад, сам не зная почему, увидев все еще его провожающий силуэт Веры. Он содрогнулся, содрогнулся от того, что она стоять может еще долго, в ночь, в холод… и делать это, ради него.

–

Каждый день повторял другой день, каждый день забывался, как и предыдущий, каждый день предвещал неизбежность последующего дня. За полтора года подработки Тимофей возвращался домой без чувств, без мыслей, опустошив все, что в нем было и есть, на работе. В будни после школы, он шел в мастерскую, выходные коротал тоже там, а на каникулах и вовсе, торчал без вылазки. Итак, изо дня в день.

И ненависть его к Вере, конечно, не вытачивалась, но и никак не уходила. А он так хотел, чтобы все ушло-улетело, как ветер в поле или испарилась как лужа в песке, не потому что, что это как-то мешала ему, а потому что он, устал от нее. Но сегодняшний день, вышел совсем иным, его нахлынула волна незнакомых ему чувств, которые неумолимо неслись к нему, к его мыслям. Еще и зародилось какое-то ощущение, ощущение опустошенности.

Дав себе слово, что до поступления в институт, ему придется стать полностью глухим, слепым и немым, он не подозревал, что это ему придется сделать как можно быстрее. Ведь не поддаться тому, что может с ним сделать красота Веры, не только ее внешняя красота, но и сама Вера, что очень конечно стало неожиданным для него, было невозможно.

Видя ее, и вместе с ней видя ее подруг, Тимофей всегда приравнивал ее к ним, к крутым и горделивым! К которым вряд ли подойти, и вряд ли подойти в обличии, простого паренька. Но нет, не Вера! Все это оказалось просто мимо нее. Но как же ненависть, которую он так самозабвенно взращивал. Не может же быть такого, что это серьезное чувство улетучилось мигом, как только она зашла к нему, в мастерскую, и при этом, не почувствовав ненависть!

За столом мама как всегда интересовалась о том, как прошел его день, на что Тимофей как всегда отвечал общими фразами, дабы не грузить маму, которая сама тоже работала и временами подрабатывала. Ведь проработав среди мужчин полтора года, Тимофей понял, что не все случаи должны были обсуждаться дома, у мужского коллектива есть особые каноны, которые женщинам не стоило бы знать.

Нанизывая макароны на вилку, которых перед этим он промокнул в густом, томатном соусе, он не понимал, от чего его аппетит то пропал. Вроде работал, как и другие дни до полного изнеможения, и съедал чуть ли не всю порцию, любовно приготовленное матерю, а то иногда просил и добавки. Но сегодня случилось что-то другое, потому что никак ни вилка, ни макарон, ни ломтик хлеба, вообще ничего, в рот не лезли. Буркнув что-то себе под нос, он положил вилку и отбросил салфетку и встав со стола и сообщив матери, о том, что завтра ему придется заглянуть в мастерскую, он удалился в свою комнату, оставив ее в недоумении, от того что он почти не прикоснулся к еде.

Но прежде чем он встал со стола, мама решилась, дать ему, как она посчитала дельный совет:

– Сынок, теперь ты всего себя должен отдать учебе, через полгода начнутся экзамены, и полгода уже не за горами! К ним надо готовиться, притом очень тщательно! Я получила образование, и отец твой получил, но так не пойдет, если ты не получишь! – вздохнула глубоко мать, и посмотрела на сына, так, будто, человек смотрит через всю вселенную, – я это веду к тому, чтобы ты отбросил все свои мысли, неважно какие они, хорошие они или плохие, и тем более те мысли, о том, кто же виноват в смерти твоего отца! Да, его уже нет с нами, и смерть есть смерть. Но может было и так суждено, чтобы его не было с нами, чтобы мы его еще больше любили…