Ну-ну, сейчас начнет скорость переключать и, как бы случайно, по ноге шаркать своей лапищей.

Давай – давай, я посмотрю, как тебя возбудит мой сапог.

Черт, он уже выше полез, и ногу никуда не уберешь, слишком узко. А с другой стороны, что он может сейчас? Белый день, народа кругом уйма, движение плотное, в любое время смогу выскочить на светофоре. Нужно посмотреть на него с возмущением, авось подействует.

Подействовало, но все равно косится на колени. Но здесь у него может работать только воображение.

Ну и черт с тобой – воображай сколько угодно, только меня не лапай. Хороша Маша, да не ваша!

Все, приехали! Вот твои десять баксов и вали от меня на своем драндулете.

Телефончик? Ага – без телефончика не облезешь!»

…

– Нинка! Нинка, сука! – по тротуару, неуклюже переваливаясь, бежит какой-то плохо одетый молодой человек невысокого роста. Он пытается бежать быстро, но не может, его кривые ноги не позволяют ему этого. Человек красный от натуги и злобы, потертый пиджак распахнулся, из-под расстегнутой рубашки видна несвежая майка, прикрывающая хилую грудь. Рубашка вылезла из брюк, на туфлях развязанные шнурки, – Нинка! Стой, сука!

Вопли недомерка никак не достигают ушей Нинки – пьяненькой, мордастой девахи, которая идет по тротуару с подругой, что-то оживленно обсуждая.

Кому говорю, стой!

Наконец, девицы останавливаются, с удивлением смотрят на приближающегося кавалера.

Нинка чуть ли ни на голову выше его. Он подбежал, тяжело дыша, потный, лицо перекошенное – хрясь, хрясь справа, слева Нинку по физиономии. Опять – хрясь, хрясь. Голова девицы болтается из стороны в сторону, из носа закапала кровь на одежду, на тротуар, на его кулаки.

Подружка опасливо дергает разъяренного ухажера за рукав:

– Владик, Владик, успокойся! Люди же кругом! Стыдно же!

– Что? А? Я тебе покажу, сука! Я тебе устрою гульки! Что я тебе, пацан? Говори – пацан? – он хватает девицу за волосы, начинает рвать из стороны в сторону. В углах губ у него появляется пена.

– Да что же это такое? – какой-то невысокий мужчина в плаще, в очках, шляпе, с портфелем, – Прекратите сейчас же, свободной рукой он тянет от девицы не в меру разбушевавшегося Владика.

– Мужчина, отойдите, мы сами, – подруга продолжает уговаривать Владика, – Ну, Владик! Ну, Владик, же!

– А? Что? Ты кто такой? – Владик, наконец, обратил внимание на мужчину. Нинка отвалилась в сторону, покачиваясь и сплевывая на тротуар кровь.

Мужчина хоть и невысокий, но плотненький такой, сбитый, Владик перед ним – пацан-пацаном.

Смутился поначалу, но потом, увидев харкающую кровью Нинку, опять взъярился, завизжал, забрызгал слюной:

– Кто ты такой? Я тебя спрашиваю?

– Прекратите избивать девушку!

Стоят друг против друга, набычились.

– А – а – а – а! – надрывно, как-то по-собачьи, завыл Владик, мгновенно выхватил что-то из кармана брюк, резко взмахнул рукой, мужчина захрипел, стал заваливаться на стоящее перед ним убожество, случайно именуемое человеком, тот отскочил, отдернул руку – в руке окровавленный нож. Мужчина упал сначала на колени, потом завалился на левый бок, левой рукой он зажимал рану где-то в районе живота.

Подбежала, бухнулась на колени, приподняла голову.

Человек сначала подмигнул ей правым глазом, а потом скривился от боли.

– Не волнуйтесь, у ножа лезвие короткое, он, наверное, ничего мне важного не повредил, – помолчал, – Я сам хирург.

Она смотрит на него дура – дурой, и сказать не знает что.

«Господи, «скорую» бы кто вызвал что ли?

А кровь из него все течет и течет, он все бледнеет и бледнеет.

Ну, где же «скорая?

Ф-ф-фух, наконец-то!

У него еще силы есть улыбаться».