Через стол до него не дотянуться. Придется встать. Павел устало поднялся, поведя плечами. Обошел свой стол. Взял пакет, сорвал тонкую аптечную резинку, встряхнул мего, расправляя в воздухе, и запустил внутрь руку…

На свет появилась довольно приличная пачка денег.

– Ого, – не сдержал он возгласа. – Деньги!

И не просто обычные деньги, а обладающие двумя отличительными особенностями. Во-первых, они все имели зеленый цвет, в во-вторых, немного сместив свое изображение от центра, растрепав длинные седые волосы и поджав губы с каждой бумажки одинаково пристально взирал один и тот же человек – американский президент Франклин.

– Ого, – Павел даже присвистнул. – Это по-нашему! Круто!

В пачке, когда он пересчитал купюры, оказалось десять тысяч.

“Куваев! Молодец мужик! Не ожидал”, – после короткого раздумья сам себе объяснил происхождение денег Павел.

Сегодня Павел решил домой не возвращаться, а навестить Лену. Он позвонил жене, лаконично объяснил, что задерживается и, вероятно, на всю ночь. Купил веточку лилий и две бутылки шампанского и, оставив «Опель» у подъезда, поднялся на седьмой этаж.

В свою прошлую жизнь Николай возвращался по утрам. Вот уже много лет он просыпался, помня один и тот же сон. С трудом стряхивал ощущение, что он – пятнадцатилетний паренек, проворный, ловкий и счастливый, легко бежит по футбольному газону, размахивая руками и что-то крича во всю силу своих молодых тренированных легких. А со всех сторон поля к нему бегут друзья, его команда. Вот они его догоняют, обнимают и валят с ног и в этот момент в сознание врывается неистовый рев стадиона, среди многоголосицы которого различимо его имя. “Котов”,– скандируют трибуны. “Ник”,– орут пацаны и знакомые девчонки. И восторг и азарт переполняют его душу…

Николай Котов родился и рос в средней советской семье. Тогда, в начале шестидесятых, девочки выскакивали замуж в двадцать. К двадцати трем рожали второго, а иногда и третьего. И на этом обычно успокаивались.

Николай считался поздним ребенком. Его мать, некрасивая и невзрачная женщина, родила своего первенца, когда ей исполнилось сорок два. А до замужества и родов, скромная тихая учительница русского языка, Татьяна Рогова, в свои сорок – чувствовала себя усталой и измотанной. Казалось, что жизнь не сложилась.

Она была единственным ребенком в семье рабочих со сталеплавильного завода. Жили они в двухкомнатной «хрущобе» в рабочем районе, на окраине города. Рядом, в таких же малогабаритных пятиэтажках, возведенных в спешке ранних шестидесятых, ютились многочисленные семьи простых работяг – с того же сталеплавильного, тракторного и силикатного заводов.

Дети заводчан, окончив школу, не раздумывая, шли по стопам родителей. И исключения здесь, безусловно, подтверждали правило.

Таким редким исключением как раз и стала Татьяна.

Еще в школе, не обладая яркими способностями, она поражала учителей своей работоспособностью и усидчивостью. И именно благодаря этим качествам, она всегда училась на отлично, и после школы легко поступила в педагогический – профессия педагога все еще оставалась престижной, особенно в той среде пожилых рабочих, что составляли большинство жителей ее района.

Учась на последнем курсе и изучая согласно институтской программе начальные элементы психологии, Татьяна вдруг с ужасом поняла, что все ее успехи, обусловленные неимоверной старательностью, имеют единственную и страшную в своей простоте причину: она – некрасива! Открытие, что словно молния опалило её сознание.

“Она некрасива и потому – неинтересна, и поэтому – успехи в учебе естественны, как наполнитель некой пустоты, подменяющий наиважнейшую, чудесную, волнительную часть женского бытия”.