До выхода из траншеи сержант сунул Ваньке в руки замызганную, в каких-то бурых пятнах серовато-белую простынь, неизвестно когда и где добытую предприимчивым Кривошеиным. Он начал накидывать на свои плечи точно такую же простынь, предварительно оторвав от неё небольшой кусок, для того чтобы обернуть этот кусок вокруг каски, завернув края белого материала под шапкой-ушанкой.

– Делай так же, как я, – зашипел Кривошеин в ухо своего второго номера, – да побыстрей, что застыл, как суслик тупорылый!

После того, как бронебойщики закончили маскировочные мероприятия, младший сержант переправил противотанковое ружьё со дна траншеи на дно балки, потом вывалился сам. Он с трудом на своём плече и спине приспособил тяжеленное ружьё и, задыхаясь от нагрузки, пополз по балке. Полуэктив последовал за ним с боеприпасами и своей штатной винтовкой.

Нагрузка была очень тяжёлая, уже через несколько метров сердце Ивана как будто пыталось вырваться из груди, стало стучать в висках, казалось, ещё немного, и можно задохнуться. Когда бронебойщики проползли метров двадцать, Кривошеин понял, что так они далеко не уйдут, отдышавшись, он оглянулся и негромко сказал:

– Ванька, сейчас будем пробовать короткими перебежками продвигаться по балке, а иначе всех наших перебьют, пока мы доберёмся до места. Я бегу, ты лежишь, я упал, ты встаешь и бежишь. Понял, едрёна вошь?!

– Так точно! – коротко выдавил Ванька, да длиннее и не надо было.

Что это было за место, Кривошеин не стал объяснять, потому что попросту и сам не знал, где будет это место, с которого можно будет стрелять по источнику пулемётного огня, почти беспрерывно изрыгавшему этот огонь, несущий ужас невидимой смерти для ребят их залегшей роты.

И бронебойщики начали этот бег с препятствиями. Они удачно преодолели метров двести, по ним никто не стрелял. Балка, как надёжный друг и товарищ, пока прикрывала от невидимого врага.

Надо было осмотреться. Сержант решил выглянуть, когда на верхнем краю балки пошёл мелкий кустарник, воспользовавшись этим естественным укрытием. Шёпотом приказав Ивану оставаться на месте, он, медленно волоча ПТР, выполз к ближайшему кусту тальника. На счастье бронебойщиков, место для позиции было удачным. На склоне высотки, в метрах четырехстах, небольшими чёрными пятнами были видны бойцы лежащей роты, которые за это время сумели, видимо, зарыться в снег, набросав его на себя. Но также видны были длинные большие пятна, скорее всего, уже убитых солдат.

С этого места, хотя и под значительным углом, можно было рассмотреть бруствер немецких окопов. По разумению Кривошеина, было здорово, что они вовремя остановились, иначе можно было напороться на огонь немцев из траншей слева, которые, скорее всего, где-то совсем рядом. Кусты, хотя и мешали увидеть обстановку слева, но зато открывали часть немецкой обороны перед ним. В то же время большая часть огня, а значит, и внимание фрицев было направлено на залегшую роту, а не сюда, на эти кусты. Сейчас он должен увидеть, откуда бьёт пулемёт или, может, пулемёты, а там «дело техники». И как будто поддаваясь мысленному «гипнозу» Кривошеина, немецкий пулемёт действительно застучал короткими очередями. Всматриваясь до боли в глазах и жалея об отсутствии хотя бы плохонького бинокля, младший сержант понял, что этот пулемёт находится, видимо, в замаскированном и стоящем в капонире немецком бронетранспортёре, очертания задней части которого можно было разглядеть с этого угла наблюдения. Бронебойщик не торопясь вставил патрон в ружьё, затем аккуратно поставил ПТР на сошки, тщательно прицелился в точку, где, по его мнению, должен быть пулемёт, и выстрелил.