Но мысли его были сбиты внезапным, потрясшим его открытием. В ответ на его приказ-пожелание тем, кто остался снаружи, прозвучала тишина. Никто ему ни ответил. Ни Борзилов, ни Иванов. Неужто, Иванов…

Его резали без ножа. Отрезали ему все пути к отступлению. Заставляли действовать по навязанному. Он не мог этому сопротивляться, но и не мог поддаваться. Поэтому, кинув Хохленко (тот разинул рот) малопонятное, но выразительное: «Держи на прицеле!», Виктор распахнул в днище САУ крышку эвакуационного люка. Схватив пистолет-пулемёт, он скользнул на комья рыхлой земли. Зная, что снаружи этот лязгающий звук за шумом ревущего, перегретого двигателя вряд ли слышим, он, особенно не волновался. Горячая волна обожгла его прятно. Эта волна толкала его вперёд.

За гребнем воронки ни маячили, как и следовало ожидать, чёрные танкистские шлемы. Иванов и Борзилов куда-то делись. Зато увиденное им впереди сразу всё расставило по своим местам. Как только СУ-122 въехала, пятясь задом, в «мёртвую зону», по бурой земле из-под массивного канала 122-мм юркнул перекатом силуэт в пятнистом маскировочном одеянии. Один, второй…

Виктор поймал в прорезь ППШ это место, где мелькнули диверсанты. Но в следующий момент ощутил на шее железный обхват чей-то сильной руки. Уперев в его спину колено, его профессионально давили к земле. Второй рукой кто-то выворачивал его правую руку. Не найдя ничего лучшего, Виктор изо всех сил, рискуя изувечить себе лицо, вдарил эту вражескую руку кованым прикладом ППШ. Получилось! Сзади вырвался раздирающий душу вопль. Человек, сидящий на его спине, оторвал свою руку, как будто её ужалили. Этого момента было достаточно, чтобы Виктор, изогнувшись в противоестественной позе (ему продолжали заламывать правую), держа оружие пальцами левой, изо всех сил вдарил сидящего на своей спине прикладом. Конечно, сказать, что изо всех сил – означало покривить душой. Удар был не очень силён. К тому же ППШ выпал из разжавшихся пальцев. Но удар произвёл на врага ошеломляющее впечатление. Он судорожно выпустил левую руку Виктора, который, не теряя ни мгновения, довольно сильно тряхнул всем телом. Тряхнул так, что сидящий запрокинулся и окончательно выпустил его из своих цепких захватов.

Ещё через минуту они, вцепившись друг в друга, кубарем катились по изрытой, пахнущей своим и немецким толом земле. Почти в обнимку рухнули в воронку, где, уперев дуло пушки в дно, валялась сорванная взрывом башня Т-34. Голова Виктора звонко приложилось о что-то выпуклое и железное. Но думать было некогда – над собой он увидел занесённое хищно сверкнувшее, голубоватое лезвие. Удар пришёлся рядом с лицом. Нож засел по рукоять в землю. Виктор вцепился в запястье чужой руки зубами. Подмявший его под себя снова взвыл. Он инстинктивно нанёс Виктору два удара левой в область сонной артерии. Но тот успел выставить подбородок. Чувствуя, что теряет силы (кто-то будто отсасывал их), комбат снова призвал в помощь Всевышнего. В тот момент, когда знакомая тугая струя Божественного сияния вошла ему в мозг, словно очистив его от комьев грязи, он ударом в челюсть, казало бы совсем слабым, отбросил врага далеко от себя. Выхватив из кобуры ТТ, наставил его на поверженное тело:

– А ну, хенде хох! Я не шучу.

– Я тоже, комбат. Сука…

Это был Иванов, во что верилось с трудом. Левая его рука была в крови и покрывалась багрово-синим отёком. Он держал её, прижавши к себе и баюкая как младенца. Правой он совершал замысловатые, быстрые движения финкой. Добродушное некогда его лицо с красивыми усиками и полубочками стало осунувшимся и бледным. Его покрывала копоть. Но глаза оставались прежними, не лишёнными лукавого задора. Правда, на мгновение в них проскальзывало незнакомое холодно-расчётливое выражение, что наряду с прежним взглядом откровенно пугало и даже обезоруживало противника.