Едва знакомый мне Абдельмалик взял надо мной шефство. Когда мне понадобилась юридическая помощь, он разыскал опытного юриста; когда у меня сломались наручные часы, он отдал их в починку хорошему мастеру; когда мне срочно понадобился вид на жительство, всю возню с бумагами он взял на себя. Абдельмалик никогда не просил за свои услуги денег, настаивая на том, что наша дружба с лихвой окупает любые траты.

Время шло, наступила осень. Я все сильнее беспокоился, подозревая, что расплата грядет, и Абдельмалик на мне еще заработает.

Детские годы Рашана провела в Индии, и каждый вечер перед сном няня рассказывала ей очередную историю из «Махабхараты», «Рамаяны» или «Панчатантры» – индийских эпических поэм. Масштабность их поражает воображение.

Как-то в начале октября ранним вечером Рашана слушала мои громкие излияния о том, что, мол, притчи составляют целое наследие, что я за него в ответе и мой долг – соблюсти преемственность. Она зажгла свечу и уселась на диван рядом со мной.

– Так, значит, у тебя не получается? – спросил она.

– Что не получается?

– Ты не понимаешь, как все это происходит, да?

– Что?

– Традиция передачи знаний через притчи.

Рашана откинулась на спинку дивана.

– Не успеваем мы явиться в этот мир, а притчи уже оказывают на нас влияние, – сказала она, – и не отпускают, пока мы не уйдем в мир иной. Они являются спящему в утробе матери младенцу, сопровождают нас в детском саду, школе, присутствуют в новостных репортажах и фильмах, романах, разговорах и ночных кошмарах… Когда мы не спим, мы рассказываем истории друг другу, а когда умолкаем, истории продолжают звучать у нас в головах, неслышные другим. Мы не можем остановиться, мы рассказываем и рассказываем, потому что притчи, истории, сказки в сущности не что иное, как язык общения.

– Но Рашана, дорогая, жизнь меняется, – сказал я. – Люди забывают то, что впитали с молоком матери.

– С чего ты взял? – резко возразила мне жена. – Да тот же Голливуд, Болливуд – не что иное, как величайшие фабрики по производству историй. Разве что форма поменялась, но никак не содержание.

– Но традиция умирает.

– Вовсе нет, – сказала Рашана, – просто принимает иной вид. Ты только приглядись. Ведь сущность та же.

И тут я вспомнил слова отца. Кажется, мы тряслись по ухабистым дорогам Андалузии, направляясь в Марокко. И остановились перекусить в какой-то глухомани. Мы с сестрами нашли полянку одуванчиков и дурачились, сдувая пух друг на друга. Пока мы играли, отец рассказывал нам притчу. Но слушали мы вполуха.

Отец закончил, и я спросил у него:

– Баба, а что будет, если в стране исчезнут рассказы, сказки, притчи?..

Посерьезнев, отец провел ладонью по лбу:

– Это невозможно.

– Почему?

– Потому что страна без поучительных историй все равно, что ванна без затычки. Представь себе, что кран с водой невозможно отключить. Вот и получается: ванна никогда не опустеет. Как только вода из ванной вытекает, ей на смену тут же вливается новая порция воды из-под крана. Так и с историями: всегда появляются новые, одни приходят от соседей, другие – издалека.

Я сорвал последний одуванчик, дунув на его пушистую головку.

– Теперь тебе понятно?

– Да, баба.

– Но это еще не все, Тахир-джан, существуют и другие истории. Вот в них-то и заключена самая великая сила.

– Они тоже как вода в ванне?

– Нет. Эти истории существуют испокон веков, они передаются из поколения в поколение. Они живут в народе, они – часть его культуры и спят до поры до времени. Большинство людей даже не подозревают об их существовании. Но они существуют.

– И когда же их рассказывают, а, баба?