…Я внезапно очнулась, будто пришла в себя после операции. Валера… он рядом, он только что… только что… я повернула голову. Нет, это не он… но… он удивительно похож на него. Только старше и… иной, но будто Валера в ином измерении… вот что. Удивительно, что я не заметила этого сразу, ещё летом, до чего они похожи…

Вальдауф протянул руку и погладил моё лицо.

– Таня… ты… воплощённая красота. Я никогда не видел такой красоты…

– Вы влюблены, Валерий Карлович, вот вам и мерещится это, – прошептала я.

Мы так и лежали на его ужасном диване, и сейчас я начинала чувствовать, как оцарапалась моя спина и задница о его жёсткую, в трещинках обивку. Но он продолжил легко скользить ладонью по моему лицу и шее к груди, глядя на меня светящимися большими глазами, и улыбаясь так, словно он не заматеревший и забронзовевший профессор, заслуженный и прочее, а очень юный и неуверенный человек. И глаз таких я у него прежде не замечала.

– Не-ет… – выдохнул он, улыбаясь. – Я художник, более того, живописец, я видел много красоты… вся моя жизнь состоит из красоты, но ты… Таня…

Он приподнялся, снова, целуя, зрачки его стали шире, и я увидела своё лицо в них, когда он наклонился ко мне…

И вдруг в дверь стукнули и тут же вошли, вернее, заглянули и тут же, охнув, закрыли. Я засмеялась, он подхватил. Пришлось подниматься. Вальдауф запер дверь, и можно было спокойно одеться.

– Ты можешь больше никогда не надевать это платье? – сказал он, улыбаясь и приводя в себя в порядок, глядя при этом на меня.

– Ужасное? – усмехнулась я.

– Не то слово. Знать, что твоя талия меньше, чем объём моих ладоней и видеть на тебе этот толстый картофельный мешок… это преступление.

Надо же, как им моё любимое платье не по нраву, даже Марк выговаривал в буфете, говоря, что он, как человек с утончённым вкусом не должен мучится, глядя на «это».

– Мне надо как-то незаметно исчезнуть, да, Валерий Карлович? Я сейчас…

– Ты и теперь будешь звать меня на «вы»?

Я пожала плечами:

– То, что я теперь знаю, какое у вас лицо, когда вы занимаетесь любовью, не меняет того, что вы мой профессор…

– Это конечно… – улыбнулся он. – Но… исчезать не надо. Мы поедем ко мне.

Я села на диван, чтобы подтянуть ботфорты и посмотрела на него едва ли не виновато.

– Валерий Карлович… я к восьми должна быть в центре.

– Что, Дом моделей?

– Да.

Он кивнул, продолжая улыбаться:

– С одним условием: ты возьмёшь меня с собой. Я тоже хочу посмотреть на это действо. Заслуженного художника СССР, наверное, пустят?

Я улыбнулась.

– Пустят… со мной.

…Заниматься с ней любовью оказалось необыкновенно. Вот как казалась она мне необыкновенной, так и получилось. Вероятно, она права, и я, правда, влюблён, наверное, поэтому так остры мои ощущения, и желание во мне только растёт. И поэтому мне стало так радостно.

Для подобных встреч у меня давно уже имелась квартира в центре Москвы, откуда было близко и до училища и до дома, и до любого места в центре. Туда я и отвёз мою восхитительную любовницу, чтобы тут же, едва войдя в переднюю снова заняться с ней любовью. Вообще-то обычно я куда более сдержанный человек, куда более холодный, и менее озабоченный. И в училище в моём кабинете я никогда раньше не делал того, что произошло сегодня, может быть, поэтому диван там такой жёсткий и узкий, иначе я давно завёл бы другой…

Я заходил к Тане в комнату несколько раз, но не застал, соседки ничего не знали о том, где она может быть.

– Ну, может, задержится, у них там сейчас горячая пора. Сегодня и завтра, она говорила, а потом три дня будет свободная. А ты заходи, Богдан, может, чаю выпьешь? – сказала одна из её соседок, даже дома она сидела в макияже, полагая, вероятно, что без него её будет не видно? Но я и в макияже не видел, только чувствовал, что она хочет обратить на себя моё внимание. – Таня часто поздно приходит, а иногда вообще ночью…