Вшей?
Отец Николай Иванович Лежон: Да. Вшей.
Мать Софья Семеновна Лежон: Какой ужас. Лежон – и вши.
Отец Николай Иванович Лежон: Да нет. Не юродствуй, дослушай. Конечно же вшей у меня нет и не было никогда. Но хулигана я победил словом. Хитростью. Его со скамейки просто сдуло. Понимашь? Он перепугался так, что ты не представляешь.
Мать Софья Семеновна Лежон: Умно. Тем более для ребенка. Очень умно.
Отец Николай Иванович Лежон: Да. Но мой отец, когда услышал эту историю, сказал: «Лежон, у тебя совсем нет самолюбия». Вот, к чему я все это вспомнил…
Мать Софья Семеновна Лежон: Надо будет обязательно Леленьке рассказать. Очень полезная мораль в этой истории.
Отец Николай Иванович Лежон: Ну-ну. Еще дочери позволим хихикать над отцом. Не вздумай. И не попрекай меня каким-то самолюбием. Нет этого качества у меня. Я просто не могу положить конец безобразию с соседкой. Чушь какая-то…
Мать Софья Семеновна Лежон: Согласна, чушь! Ты долго собираешься митинговать? Может уже прекратим все это, Николя? Толку от этих размышлений нет. Родной, давай я о тебе позабочусь.
Отец Николай Иванович Лежон: Ах, Сонечка! Хорошо, что у меня есть ты. Знаешь. Я столько сил потратил, чтобы создать все это (обводит интерьер жестом). Но все это пепел. Все это – без души. А душа – это ты. Я все-таки счастливый человек!
Мать Софья Семеновна Лежон: Да.
Отец Николай Иванович Лежон: А помнишь, как мы с тобой…
Без паузы сцена 3
Авансцена
Из-за правой кулисы появляется Соседка Клавдия Морсо и автор пьесы. Они двигаются к левой кулисе по авансцене. Лежоны стоят за заднем плане молча, не двигаясь.
Соседка Клавдия Морсо: Надутый индюк! Ребенок без отца. Мальчик мой. Я ж с последних сил. Мой мальчик.
Автор пьесы: Безобразие. Да, как я понимаю вас.
Соседка Клавдия Морсо: Везде они. Прыщи эти в костюмчиках! Тю-тю-тю. Начальничек. Все рулит, прохиндей. На нашей шее. Ишь, ты. Хочу – то, хочу – это. А я ж ночами, да по сменам. Без отца. Одна. Все одна.
Автор пьесы: Безобразие! Сколько сил. Сколько нужно сил. Да, одна, совсем одна.
Соседка Клавдия Морсо: Славочка! Он ведь добрый мальчик. Я знаю. Вот я со смены прихожу, а он смотрит на меня вот так. Добрый мальчонка, очень отзывчивый. У него ведь отчим был – колотил мальчонку. Я не знала. Напьется, и колотит. А я на смене. Не вижу. А он колотит. Я как узнала – выгнала, тут шум стоял. Чемодан, портки туда дырявые и вон – пинка под зад.
Соседка Клавдия Морсо и автор пьесы скрываются за левой кулисой. Громкая музыка. На сцену выбегают демоны сна в красных свободных накидках, у одного из них в руках красная сбруя. Они хватают Николая Ивановича за руки, тот сопротивляется, но вырваться не может. Другие демоны уводят за кулисы Софью Семеновну, которая покорно двигается, будто сомнамбула. Пятый демон надевает сбрую на Николая Ивановича. Из-за кулисы появляется Соседка Клавдия Морсо с плетью. Она пластично, легко добирается до центра сцены и сбрасывает халат, обнажая кожаное нижнее белье. Хватает в одну руку сбрую, другой – изображает удары по туловищу Николая Ивановича. Демоны кружат вокруг.
ЗАНАВЕС. Конец первого акта.
Акт второй
Сцена 4
Автор пьесы (появляясь небыстрой походкой – от правой кулисы – к левой, вышагивая по авансцене перед закрытым занавесом): – Я написал эту историю триста лет назад, когда как замыслил ее значительно раньше. Над миром грохотали войны, миллионы людей складывали головы за свои идеи. Удушливые газы, стрекот первых пулеметов. Грязные, окровавленные туловища, мозаика смерти. И птицы над всем этим. Гар! Гар! Ненасытные желудки с крыльями. Гар! По-над землей стоял нескончаемый стон. Стон раненных, искалеченных и сирых. Но этот стон не слышал я. Я – Жюль Огюст Рене. В моих ушах стояла и стоит другая страшная мелодика. Та, что еще чудовищней. Мелодика, рожденная в быту. Меж близкими, меж одноверцами, меж братьями, сестрАми. Стон, боль тех, кто рядом.