– Рассыпаться цепью, налево бегом марш!

Колонна рассыпалась по полю, быстро перемещаясь влево; затем я снова собрал людей и обходным путем повел их в деревню.

Души, место отдыха 73-го пехотного полка, представляла собой средних размеров деревню, покуда мало пострадавшую от войны. За полтора года позиционной войны это место среди холмов Артуа стало для полка вторым гарнизоном, местом отдыха и восстановления сил после многодневных тяжелых боев и работ на передовой. Как часто мы с облегчением вздыхали, когда сквозь дождливую ночную мглу различали одинокий огонек у въезда в деревню! Ведь там вновь будет крыша над головой и скромная постель в сухом помещении. Можно спокойно выспаться, не надо каждые четыре часа выходить в ночь, не надо постоянно ждать нападения, хотя это ожидание преследовало нас даже во сне. В первый день на отдыхе словно заново рождаешься на свет, когда наконец-то помоешься и отстираешь форму от окопной грязи. На лугах все занимались строевой подготовкой и гимнастикой, чтобы размять кости и возродить дух товарищества, ослабевший из-за одиноких ночных караулов. Все это придавало сил для новых тягостных дней. Первое время роты ночью по очереди выходили на передовую, строили дополнительные укрепления. Позже эту двойную утомительную нагрузку отменили, по распоряжению нашего благоразумного полковника фон Оппена. Надежность позиции определяется бодростью и неистощимым боевым духом ее защитников, а не протяженностью ходов сообщения и глубиной окопов.

В свободные часы Души предлагала своему солдатскому населению немало возможностей отдохнуть. Многочисленные столовые пока что щедро снабжались провизией и напитками; в деревне имелись читальня и кофейня, а позже появился даже оборудованный в большом амбаре кинозал. У офицеров были превосходное казино и кегельбан, устроенный в саду местного священника. Часто проводились ротные праздники, когда командиры и личный состав, по старинному немецкому обычаю, соревновались в выпивке. Нельзя не упомянуть и праздники по случаю забоя, когда резали ротных свиней, откормленных отходами полевой кухни.

Поскольку население все еще проживало в деревне, мы всеми способами использовали территорию. В садах построили жилые бараки и блиндажи; большой фруктовый сад в центре деревни превратили в церковную площадь, другой сад, так называемый Эммихплац, – в парк развлечений. Там, помимо прочего, разместились в двух крытых бревнами блиндажах цирюльня и зубной кабинет. Большой луг рядом с церковью служил местом погребения, куда почти ежедневно приходила одна из рот, чтобы под звуки хорала проводить в последний путь павших товарищей.

Так за год на теле обветшалой крестьянской деревушки, словно громадный паразит, вырос целый военный городок. Прежний мирный образ уже едва угадывался. В деревенском пруду драгуны купали лошадей, в садах пехота занималась боевой подготовкой, на лугах загорали солдаты. Местные постройки разрушались, в полном порядке содержалось лишь необходимое для военных нужд. Так, заборы и живые изгороди ликвидировали для обеспечения лучшего сообщения, зато на всех углах установили большие дорожные указатели. Крыши проваливались, домашний скарб шел на дрова, но появились телефонные станции и было проведено электричество. Подвалы углубили, превратили их в подземные помещения, где местные жители могли укрыться от обстрелов; вынутый грунт беззаботно сваливали в садах. Во всей деревне исчезли границы между владениями; да, собственно, и самих владений не осталось.

В конечном счете французское население определили в казармы у выезда на Монши. Дети играли у порога ветхих домов, сгорбленные старики неприкаянно бродили посреди теперешней сутолоки, по́ходя лишившей их крова, под которым они прожили всю жизнь. Молодым людям надлежало каждое утро являться в комендатуру, где обер-лейтенант Оберлендер распределял их на общественные работы. Мы сталкивались с местными, только когда отдавали им в стирку белье или покупали у них масло и яйца.