– В чем дело? – хмуро спросил Рыженко у Зинаиды Ивановны.– Почему служебные документы у посторонних?

– Я, Вячеслав Константинович… Он попросил узнать только номер заказа… А видите, как.

– Не хорошо поступаете, уважаемый, – укорил Вячеслав просителя, – нарушаете… Давайте-ка сюда документы… Так.. Вы о Феклистове говорите?.. Ну и что?.. Он – участник войны, инвалид.

– А я?! – вновь воскликнул мужчина.– А я кому добиваюсь?! Вообще паралитику! Он дома лежит, а я ношусь с его просьбами!

И он сбивчиво рассказывает жуткую историю о брошенном старике, которому предстояло одному остаться в зиму в не отопляемом доме.

– Родственников у него не осталось, в дом престарелых не хочет. Мы по-соседски следим, как умеем…

Меня рассказ этот просто потряс. Дядя Коля тоже стал мрачен. Вячеслав смотрел в упор на исписанные адресами страницы, но верно лишь для того, чтобы не выдать волнения.

– Зина, – наконец произнес он негромко, – сделайте так, чтобы проект был готов в этом месяце.

Надо было видеть, как просияло лицо у просителя. Он, униженно улыбаясь, забормотал благодарности. От грозного разоблачителя ничего не осталось. Что-то лепеча раболепно, он вышел за Зинаидой Ивановной.

– Вот так и живем, – с грустной усмешкой сказал Вячеслав, когда мы остались втроем, – балансируем между коньяком благодарности и мечом прокурора… Треть города в халупах живет. Кому – водопровод, кому – канализация, кому – газ…

– Почему же не расширят бюро? – спросил я.– Здесь институту хватит работы.

– И не на один год, – подтвердил Вячеслав.– От кого зависит сие, те, мой хороший, мытарств этих не ведают. В другом мире живут. Начинаешь им говорить – не верят. Скорее, не хотят верить. А сами ничего поделать не можем – бюджетники.

– Можно, Вячеслав Константинович? – пробасил, показавшись в двери, молодой человек.

– А, заходи. Ты поедешь? – спрашивает Вячеслав, отвлекаясь от тягостной темы, и начинает его инструктировать: что, как и когда следует сделать.

Из их разговора я понял, что проект может родиться, если не завтра, то, в крайнем случае, – в понедельник. Вот тебе и три месяца!

– Ладно, Валера, забегай, если что, – Слава пожал мою руку, – передавай всем нашим привет, если увидишь кого. А сейчас поспешайте: время, как теперь говорят, – деньги.

Мы приехали во двор дяди Коли. Газовщики там еще не работали. Парень, направленный Вячеславом, провел с нами около часа. Десять минут ушло на замеры, остальное время – на дегустацию отменного первача, который дядя одолжил у соседа. Взяв с собой в подарок бутылку, парень пообещал сделать проект уже завтра, и обещание выполнил. В пятницу, в конце дня, дядя приехал ко мне на работу и, довольный, поглаживал тонкие папки проекта.

Дальше он уже крутился один: меня отправили в долгосрочную командировку, и кода я вернулся, в домишке уже был газ. Вместо дровяной печки, стоял газовый котелок, под окнами висели две батареи, белела двухконфорочная плита.

Дядя пребывал в великом восторге и неустанно хвалил Вячеслава.

– Удивительный человек! – говорил он с большим уважением, которое не часто проявлялось у этого обойденного счастьем военного пенсионера. – Он сам даже в горгаз позвонил, чтобы те свою часть сделали побыстрее. Объяснил им что-то по-своему… Вот бы каждому так…

Да, у всех остальных сложится по-другому. Мне вспомнился и бегун в голубом свитере, и мужик с выпученными глазами, с его незабываемым «Пу-уф», и другие, кто ломился в двери Рыженко. Многим из них придется ожидать отведенные месяцы.

– Неловко все же, – как бы поняв мои мысли, вздохнул дядя Коля.– Из-за меня кому-то придется ждать еще дольше.