– Мне жаль… Крепись…

– Когда? Когда? Во сколько это случилось?

– Трудно сказать… Точное время назвать не могу. Но, думаю, ещё вчера.

Доктор вышел. Саид прислонился к стене, схватился обеими руками за голову, затем сел и зарыдал. Тихо, так, чтоб никто не слышал. «Ещё недавно она была жива. Ходила, говорила, готовила кушать, а теперь её уже нет. Как такое может быть?»

На похоронах его обнимали, жали руку, говорили слова сочувствия. В его же глазах всё было расплывчато и пусто. Всё превратилось в поток, врывающийся в его сознание мельканием лиц, пожатием рук, словами, молитвами за упокой.

И среди всей этой суеты из сгустков тумана, фраз, притворства и сожаления пробился маленький лучик солнца. Он увидел её сразу, как только она вошла. Вот она идёт к нему, одному. Ближе… ближе… Она обняла его, и всё стало спокойным, безмятежным.

– Мама, – промолвил он. Как давно он не произносил этого слова, как ему не хватало её, хотя он всегда это отрицал для самого себя. Его глаза наполнились слезами, хотелось плакать и кричать, выть, но он сжал кулаки, сглотнул и проглотил свою боль.

– Бедный мой мальчик, – произнесла Айшат. Ей хотелось, чтобы все эти люди исчезли, растворились, чтобы оставили их одних. Ей так нужно было поговорить с сыном, соприкоснуться душами, попросить прощения, поплакать. Но они смотрели на Айшат и Саида и начали уже обсуждать и осуждать.

– Я сейчас должна идти, но потом, потом мы обязательно поговорим.

И она ушла. И душа Саида вновь «завяла» в тени. Он вышел из комнаты и поплёлся подальше от сверлящих его любопытных глаз. «Почему потом? Что значит это «потом»? Потом – это не сейчас. А когда? Не известно. Мама, почему ты меня не любишь?!»

– Саид! – услышал он окрик. Его звали, чтобы отправить за хлебом, раздавать садака11.

Ближе к вечеру мать подошла к нему, села рядом, чуть слышно спросила:

– Ну как ты?

– Ничего.

– Бабушки уже нет, да смоются её грехи, и потому ты больше не можешь оставаться здесь один (бабушка Асият переехала жить к сыну в Махачкалу). Я бы хотела, чтобы ты жил с нами, но муж против. Уж ты пойми меня. Ты будешь жить с отцом. С ним я уже поговорила.

– Уже второй раз…

– Что второй раз?

– Ничего. Я и сам справлюсь. Здесь останусь, – слёзы душили его, ему хотелось убежать, но он просто сидел, склонив голову, не мог смотреть на неё.

– Нет, это исключено, что люди скажут? Скоро учиться в город поедешь, всего четыре годика осталось, в институт поступишь. Так что потерпи немного, хорошо?

– Хорошо, – с трудом выдавил он из себя.

– Ну, я пойду. Идти надо! – протянула руку, чтобы по голове погладить, но не решилась и убрала. – Отец скоро придёт за тобой.

Айшат направилась к двери, открыла её, оглянулась и сдавленным голосом произнесла:

– Ты уж меня прости, ладно? – и выбежала.

Кое-как добралась до дома, спрятала лицо в объятья ладоней и зарыдала горько и неистово. «Почему? Почему? – била она себя по груди. – Сынок! Сыночек мой!» – она обняла, сжала себя крепко будто боясь , что вот-вот душа вырвется из неё .

– Мама! – услышала она зов Максуда. Резко встала, стёрла слезы, схватила какую-то посуду, лежавшую на столе, и, направляясь в сторону кухни, ответила:

– Что, родной?

Айшат с детства отличалась тонкой грациозной фигурой. Чёрные волосы, коротко собранные сзади, маленький носик, глаза большие, карие. Асият посчитала Магомеда, из бедной семьи, недостойным дочери, а Зулумхан был из семьи с хорошим достатком: умный, образованный, не пил, не дрался. Но после развода с ним за кого бы вышла её дочь, кто бы к ней посватался теперь? И сватовству со стороны Магомеда в этот раз она была рада.