Вместе с подростками Вова несколько часов бродил по усадьбе, слушал и дополнял экскурсовода, активно фотографировал, записывая на диктофон, расспрашивал школьников о впечатлениях. Когда же всем дали 20 минут прогулки перед обратной дорогой, он решив дать отдых ногам, присел на скамейке и вдруг заметил, что при таком послеполуденном солнце белый камень барского дома цветом своим удивительно напоминает мелкую гальку которая покрывает самый желанный и самый далекий на свете пляж. Там нестерпимо жарко, но с моря набегает соленый ветер и заставляет придерживать соломенную шляпу. И вроде бы нет уже смысла шататься в поисках места получше – кругом хорошо, но и остановиться нет сил – что-то манит в длящемся, сколько есть взгляда, пейзаже, разделенном на берег и море. А вот и торговец холодным лимонадом, загорелый и любезный. А сколько интересного в чайках, важно оседлавших облепленные водорослями валуны. Но самое волнительное, что это не конец не последнего дня, что можно еще… Короче, проспал он той скамейке часа два.

Экскурсия, естественно, уехала без него. Обиженный, растерянный и смущенный он отправился домой своим ходом – выспросил номер маршрутки до вокзала, там сел на электричку и сорок минут в ней трясся, досадуя от своей рассеянности и неустроенности. Только на Белорусском вокзале, зайдя в туалет, он обнаружил, что на лбу у него красным маркером написано «Кот*», а на щеках нарисованы довольно длинные усы. Он, конечно, все это смыл (вернее, размазал по роже), но от статей на детские темы с тех пор стал уклоняться.

*конечно же там было написано «хуй», но кошачьи усы ему тоже зачем-то нарисовали.

Третья глава

Однажды у Габриеллы Алевтиновны случился запой. Не такой запой, который я описывал ранее – пару дней не просыхать это ничего страшного – у всех бывало. В тот раз она реально ушла в автономку недели на три. Поначалу не отвечала на звонки, потом стала сама, вдрызг пьяная, названивать всем сотрудникам и рассказывать, что ее второй муж выгодно отличается от первого наличием криминального прошлого. Но где-то через неделю снова пропала, и связаться с ней уже было совсем невозможно. В чем уж там была причина, я не знаю и вообще не уверен, что для запоя непременно нужны какие-то весомые оправдания, и я бы может вообще об этом не упоминал, да только именно в этот период в нашем маленьком и никому не нужном журнале появилась (и заняла позицию выпредактора) Ольга Гагарина.

Внешности она была вполне рядовой, во всяком случае, я не запомнил каких-то ярких черт – (невысокая, стандартной полноты, короткое каре, очки, любовь к цветочным орнаментам на жакетах), а вот ее голос с вечно сожалеющей интонацией помню четко. Журналистский опыт ее был бессистемен, но богат. В 90-е годы немного работала в редакции новостей на эстонском телевидении, потом редактировала «Молодежь Эстонии», выпускала какую-то заводскую многотиражку. И нигде, как мне кажется, не преуспела, поскольку сумела сохранить весьма туманное и наивное представление о профессии.

Ольга была не гражданкой Эстонии и очень этого стеснялась, а потому преподносила как предмет гордости. Полагая (не без оснований), что этот факт возбуждает интерес окружающих. По моим наблюдениям интерес окружающих к ее статусу был в основном связан с вопросом наличия у нее разрешения на работу, она же была уверена, что все вокруг обеспокоены положением русскоязычного населения Прибалтики и спешила развенчать укорененные в сознании обывателей мифы.

– Так у вас, получается, гражданства нет? Ни российского, ни эстонского?

– Да. Нет. Я не гражданка Эстонии – это особый статус, но вы знаете, он совсем не мешает жить. У вас пишут, что это притеснение и поражение в правах – это не правда. У меня нет политических амбиций, я не собираюсь в депутаты и нормально живу, купила дом. У меня просто времени нет натурализацию проходить, но вообще, это совсем не сложная процедура. Те, кто переживают из-за статуса не граждан, или знаете, как еще говорят – негров – они больше сами себе проблемы создают. Давно бы могли получить гражданство. Эстонский язык совсем не…