– Да-да, – согласно качнула «взрывом на макаронной фабрике» Валентина.

В дверях Степан столкнулся с неловким посетителем, не глядя, отодвинул его плечом и первым вышел из магазина. Тот виновато прищурился.

Но если бы кто-то мог видеть его со стороны, когда он вышел вслед за Степаном, поразился бы произошедшей в нём перемене. Исчез неловкий безобидный человек, напоминающий большого плюшевого мишку. Близорукий беспомощный взгляд сделался острым и внимательным – казалось, в нём даже мелькнул красноватый отблеск прицела, когда он провожал взглядом удаляющуюся широкую спину «азовца» Степана. Внимательно провожал до тех самых пор, пока спина эта не приблизилась к перекрёстку и не исчезла за поворотом. Потом окинул быстрым взглядом улицу, ближайшие дома, будто что-то про себя прикидывал, кивнул, соглашаясь с какими-то мысленными расчётами, и направился в противоположную сторону к трамвайной остановке. Бесшумным и мягким шагом, будто танцуя, – казалось, даже следы тут же заметались свежим снежком, будто бы он был с погодой в сговоре. Внимательный и знающий наблюдатель легко вычислил бы по этой походке человека, длительное время осваивающего технику китайского боевого искусства вин-чун.

Только отнюдь не рассчитано это преображение на посторонних наблюдателей. Улица в этот час оказалась совершенно пустой.

– Для полного антуража мне бы ещё машинку старенькую. Эх, где сейчас дедов «жигуль», – автоматчик Игорь Полёвкин с позывным «Философ» глубоко вздохнул, губы его чуть тронула характерная улыбка, появлявшаяся каждый раз, когда он вспоминал о чём-то приятном или забавном. Он тщательно проверял боекомплект своего «калашникова», что не мешало ему, однако, излагать в ролях вечерний поход в магазин.

В такие моменты человеку, не знающему его, могло бы показаться, что «Философу» разглагольствовать – не мешки ворочать, и к делу, да и вообще к жизни он относится совершенно несерьёзно. И сам он это впечатление зачем-то периодически поддерживал, невозмутимо заявляя: «Я донецкий разгильдяй мариупольского разлива». Сообщение смысла не имело, поскольку те, кому доводилось его постоянно слышать, прекрасно знали, что в своём деле Игорю равных нет. Автомат он мог разобрать и собрать обратно с закрытыми глазами, его тонкие пальцы интеллигента, казалось, не вязавшиеся с внушительной фигурой, в эти моменты будто исполняли классическую музыку на фортепиано. В разведгруппе шутили: «Можно вечно смотреть на три вещи: на огонь, на воду и на то, как “Философ” собирает автомат».

Понятно, что на шутливо-критические характеристики, даваемые Игорем самому себе, товарищи не реагировали, относились, как к шуму ветра, только Юлька бесилась, фыркала и уходила в сторону: «Пора новую шутку придумать, эта надоела уже». – «Юленька, у меня ж ни мозгов, ни фантазии придумывать что-то новое», – неизменно отвечал на это счастливый обладатель двух высших образований, способный часами рассуждать на тему восточной философии, за что и получил свой позывной.

– Ты ж говорил, дедов «жигуль» так и стоит где-то у тебя во дворе, в гараже, – напомнил худощавый флегматичный радист Димка, дожёвывая принесённый товарищем гамбургер.

– Стоит, – грустно согласился «Философ». – И дом стоит пустой. Вот бы где и устроить было днёвку, да нельзя. И приближаться туда нельзя – соседи вокруг, на глаза кому-то запросто попадём. А меня тут многие узнать могут.

– Мог бы и не объяснять, – хмыкнул Димка. – Да и машина, наверное, не на ходу. Уже сколько лет там простояла, и не ездил на ней никто – ты прикинь! Давно уже всё ржавчиной покрылось…