Здание Правления Союза писателей России. Комсомольский, д.13

Доехали быстро. Гончар притормозил и остановился слева от здания Союза писателей неподалеку от кафе, с соответствующим названием «Пегас», расположившимся в цокольном этаже здания. Выйдя из машины, я поспешил за книгами. Тираж был небольшим, и я быстро справился, перетащив все пачки в машину. Открыв дверь, я уселся, но теперь уже на заднее сиденье, дабы еще в дороге распатронить одну из пачек и поскорее влезть в ее содержимое.

Мы тронулись, и вот, с трудом разорвав плотную упаковку, я наконец-то достал книгу. Прочитав название и не найдя в нем ни одной ошибки, я с довольным видом погладил обложку, зачем-то понюхал ее и закрыв глаза, впал в ту самую, задумчивую мечтательность, которая непременно нападает на всякого художника только что поставившего в уголке законченной картины дату и подпись. Ощущал я себя тогда никак ни меньше, как Львом Толстым, да еще и в стадии успешного роста. Не открывая глаз, я глубоко вздохнул и расслабился, предаваясь приятным ощущениям дороги, присутствия близкого друга, сидящего за рулем и мягко шелестящего шинами автомобиля. Над еще недавним волнением возобладал покой, пропитанный удовольствием от чувства выполненного долга.

На улице теплело на глазах, и от этого на душе было как-то по-писательски трогательно и выразительно. Мои грезы усиливались ароматом сигарет «Собрание», которые предпочитал Сергей. В салоне дорогого автомобиля с обволакивающими низами звучала любимая Гончаром песня Карлоса Сантаны «Magic woman». В общем, все было, как сказал бы сейчас мой друг и учитель Миша Курганов, «в полном абжоре».

Мечтания прервал, неожиданно раздавшийся с переднего сидения голос Гончара: «Игоряш, есть хочешь? – и он протянул мне неизвестно откуда взявшийся, еще теплый, и довольно-таки увесистый чебурек. – Представляешь, в „Пегасе“ выбросили, и никого народу», – пояснил он, заметив мое недоумение.

В тот момент наши взгляды опять встретились, и мы снова загоготали здоровым мужским смехом. Вот теперь все точно встало на свои места. Писательский пафос выветрился из салона вслед за ускользающей в форточку последней струйкой не менее пафосного «Собрания», а мой «Лев Николаевич», попросив притормозить, вскоре вышел из машины, оставшись памятником на углу-лужайке Новодевичьего поля, мимо которого мы только что проехали.

День удался, миг, и мы уже мчались дальше по Крымскому в сторону Серпуховской, ехали и радовались нашей дружбе, моему маленькому, но успеху и, конечно же, незапланированной встрече. Мы действительно давно не виделись. Увы, но взрослость даже для старой и крепкой дружбы устанавливает свои стандарты и на время, и на расстояния.

Ту книгу, что я достал из пачки, подписал и подарил Сергею. Он взял, внимательно прочитал дарственную и произнес, видимо усвоенное для таких случаев на все времена, свое традиционное: «Спасибо, как-нибудь почитаю…».

Была весна… Нет, не так! Точнее не совсем так! – была одна из лучших весен в моей жизни. Я так и назвал ее тогда – писательская. И вовсе не из-за книги и не из-за вкусного «пегасовского» чебурека, и даже не из-за моего мимолетного присутствия в Союзе писателей, а просто так, как говорится – по ощущению. 7 сентября 2010 г.».

Все описанные выше события произойдут намного позже в жизни Травника. А пока переместимся по его личной оси времени назад, в 1982 год, когда восемнадцатилетний Игорь Алексеев, будущий Терентий Травник, пылкий и увлеченный, полный жажды деятельности делает первые шаги в воплощении своих творческих идей и проектов в жизнь.