Войдя, он сразу меня заметил и приветливо, я бы сказал, харизматично улыбнулся. Грант вообще умел хорошо улыбаться и делал это настолько мастерски, что всякий, общающийся с ним, сразу понимал, что все будет непременно хорошо, и что проблема, волнующая его, и вовсе не проблема, а так, пустячное дельце.
Его длинные ресницы, темно-карие, почти черные глаза и точеный, аккуратный нос создавали в нем ту общую миловидность, что в проведении любых деловых переговоров было в высшей степени незаменимым качеством. Может поэтому все дела этого замечательного бизнес-дуэта «Грант Манасарян и Артур Межлумян», чаще всего успешно решал именно Грант.
Помню, что при встрече я довольно детально рассказывал Гранту о содержании книги, но г-н Манасарян особо не вникал в суть моего проекта, а со свойственной ему деликатностью, всегда благодушной, сангвинической улыбкой и с филигранно выстроенным армянским акцентом прокомментировал: «Дарагой», ну о каких в долг можно говорить, «канэчно», бери так. Мы друзья, а все остальное неважно. Все «ха-ра-ше», – протяжно-знающе завершил мой благоустроитель и протянул мне конверт с деньгами.
На следующий день я передал подправленную накануне рукопись Валентине и стал с нетерпением дожидаться результата. Надо сказать, что книга была издана быстро.
Слева: Грант Манасарян, Терентий Травник и Артур Межлумян
С доставкой мне помог мой друг – Сергей Гончар. Он был на машине и никогда мне не отказывал в подобных просьбах. Накануне я позвонил ему и попросил съездить со мною по делам. Обычно Сергей никогда не интересовался, куда и зачем я еду: надо – значит надо, подъезжал к дому в заранее запланированное время и вез туда, куда просили. Вот и в тот день он приехал ко мне домой, выпил свой традиционный черный кофе с не менее традиционным горьким шоколадом. В тот раз это был Ritter, тот самый, о котором в телерекламе мужским голосом с немецким акцентом, так нравящимся моей маме, смачно говорится: «квадратишь, практишь, гут».
Промчавшись по улице Подольских курсантов до конца, мы повернули направо, выехали на Варшавку и двинулись в направлении центра, а точнее в сторону Комсомольского проспекта.
Попав на Садовое, Сергей все-таки не выдержал и поинтересовался: «А что у тебя там, в Союзе?» Честно сказать, я ждал этого вопроса с особым нетерпением. Ну, как же было не ждать человеку, можно сказать, начинающему писателю, да еще от близкого друга? Не трудно представить, что я испытывал в эти минуту.
Но ответил я не сразу, выдержал, насколько мог, паузу, дав, как говорится, интриге вызреть. Поустраивался немного, поерзав на переднем сидении, зачем-то поправил зеркало заднего вида и произнес, стараясь оставаться, как можно серьезнее и сохраняя соответствующее выражение на лице: «Вот, книгу написал, едем получать тираж…».
Сергей Гончар и Терентий Травник. Весна. 2003 г.
Исходя из многолетнего опыта нашей с Сергеем дружбы, дальнейшим условием подобных диалогов с Гончаром было следующее: произнося что-то важное, надо было при этом не посмотреть ему в глаза. При том, что он, самым несуразным образом, почти что сразу удивленно вылуплял на тебя свои глаза. Не иначе, как средним ухом почувствовав на себе его сверлящий взгляд, я, как ни в чем не бывало, продолжал изучать номер ехавшей впереди машины… поскольку поворот в сторону Сергея означал бы полный провал всей серьезности мероприятия, и вот почему: встретившись взглядом, мы обязательно бы расхохотались, как обычно бывало в подобных ситуациях.
И все же, именно так оно и случилось. Любопытство пересилило, и я, не выдержав, взглянул на друга. Тут все и началось: на меня почти в упор восхищенно пялился человек с большим носом Депардье, глубоко посаженными, сверлящими глазами Гришки Распутина, с пухлым, джазовым ртом африканца и при этом, я бы сказал, как-то размашисто улыбался. Оценив «Фернанделя за рулем», я едва заметно улыбнулся в ответ и отвернулся. Пауза была недолгой, и через секунду мы оба прыснули смехом, а через пару – уже заливались им на всю машину. Трудно сказать, почему мы смеялись, но так бывало всегда, когда дело касалось нашей значимости. Видимо так оно было и сейчас, но каждый смеялся немного о своем, правда в контексте происходящего. Мне казалось, что я понимал, о чем смеется Сергей, а тот, думаю, догадывался, о чем – я. Было очевидно, что причиной смеха стала моя, произнесенная со всей доступной мне серьезностью, фраза о моем писательском дебюте. Смех был добрым и веселым, какой по обыкновению случается только у настоящих друзей.