– С чем пожаловали Арнольди? – спросила она по-французски. А с её лица вмиг слетела вся ледяная холодность.

– Пришёл просить о милостивом назначении для себя.

Та засмеялась.

– Намереваетесь принять участие в пьесах и представлениях. Что за новость?

– Позволил себе узнать, что репетиции идут неплохо. Все стремятся найти себе достойнейших меценатов.

– А хор?

– В хоре Вашей Милости лучшие певцы и певицы из города.

– Соответствующие требованиям мастеров? Чехия очень сильна своей музыкой. Ничто не сравниться с этой музыкой, а в пение нам бы кое-чему поучиться, но это уже на усмотрение Вашей Милости.

– Как находите наши края? Вам нравиться здесь?

– На первый взгляд вполне приятно, надеюсь здесь мне будет спокойно и радостно, надеюсь и к радости тех, кому собираюсь послужить.

– Какой у вас репертуар?

– Сначала «Дон Жуан», потом «Деревенский прорицатель»9

– Прекрасный выбор для сельской местности.

– Если Ваша милость соизволит, я и далее буду руководить этим. Надеюсь здесь в тиши поместья поставить многое, только лучше обойтись без овец в пасторалях; нет живым овцам не место на сцене.

– Овец? О чём Вы? Даже смешно!

– Так пани из Мариньи устроила.

– О, расскажите!

– Пани из Мариньи стремилась к оригинальности и именно оригинальностью хотела удивить своих гостей. Она собрала у себя в замке почтенное общество. В центре большого зала, украшенного зеркалами от паркета до потолка, разместили сцену с декорациями сельской местности. И вот началась пастораль. За пастушкой бежало стадо украшенных лентами белых овечек. Главный барашек, особо обученный, добрый и кроткий был удивлён. Музыка, множество гостей, притом почётных, это всё было в диковинку, через миг он метнулся то туда, то сюда и тут же соскочил со сцены прямо на зрителей, а за ним и всё стадо. Их задерживали и разгоняли, но это ещё больше перепугало и без того напуганный скот. Носились из стороны в сторону, искали места, собирались в кучу, подбегали к зеркалам, пугая господ и дам и в конце концов, собравшись на лестнице, принялись громко блеять. И зал переполнился разбитыми зеркалами, осколками и ворохом бальных костюмов.

Герцогиня рассмеялась, едва услышав эту историю от Арнольди. Потом просто хохотала.

– Вот так история! С кем, говорите, она произошла?

– С пани из Мариньи.

– Полагаю, в таком случае в сельских сценах лучше совсем обойтись без живых овец.

– А Вы как решили?

– Пока ничего особенного, Ваша милость, но надеюсь устроить великолепные сельские забавы.

– Попробуйте, мне нравятся подобные пьесы.

Арнольди низко поклонился.

– Заходите завтра, поведать как идут дела, – и она протянула ему свою руку.

Этот жест взволновал и удивил Арнольда. И он учтиво склонился к этой белой полной правой руке и поцеловал её. Ему впервые оказывали такую честь.

А герцогиня, отвернувшись, задумалась. Мысленно унеслась в дубраву, и слышала там прекрасный мужской голос, поющий дивную песню, и из чащи на поляну вышел молодой пастушок. Белая сорочка подпоясана красным, полные ноги обтянуты чулками. Из-под украшенной лентами шляпы выбивали густые тёмные локоны, а глаза на нежном личике искрились – и прекрасным пастушком был Арнольди.

Очнувшись, она приняла свой прежний вид.

На улице уже с нетерпением била копытцем прекрасная белая лошадь, помахивая длинной гривой, заплетённой в косички.

Герцогиня уже собиралась выходить, когда управляющий её хозяйством Врана, он уже дважды просил под окном. Та холодно дозволила войти, и управляющий, пожилой, высокий, суховатый пан вошёл.

Он сегодня облачился в лучшее, на груди медали за былые офицерские заслуги, а узкие рукава подчёркивали белоснежные манжеты. Лицо горело преданностью. Едва он произнёс несколько уважительных слов, как герцогиня его остановила: