На этот раз Ливанов приехал к нему прямо в психиатрическую больницу. Он давно хотел, как говорится, познакомиться со всей этой кухней изнутри и из первых рук. Набережная Невы, старенький фасад двухэтажного здания из красного кирпича постройки начала XX столетия с решетками на окнах и территория, скрытая глухим забором. Сразу заметно, что все делалось для большей изоляции пациентов.
Доктор с милой ободряющей улыбкой встретил его уже на входе. Здесь будет небольшая ознакомительная экскурсия…
Все помещения хорошо просматривались и легко контролировались персоналом. О возможности уединиться в палате не могло быть и речи. Ее голые стены показались Ливанову как-то особенно казенными, все очень напоминало солдатскую казарму. Почти не было мебели, одна тумбочка на несколько человек. Это впечатление еще больше усиливалось от больничного распорядка дня с четко фиксированным временем. Все помещения закрывались на ключ, кроме туалета, естественно. Строгая изоляция дополнялась отсутствием телефона. Здесь можно было звонить только из кабинета администрации в присутствии персонала…
Везде какие-то пугающе, болезненные лица и потухшие безразличные глаза. Иногда к Ливанову проявляли любопытство и пытались заговорить. Его очень поразил взгляд одного больного, он будто читал его всего до самых пяток. С таким, наверное, было трудно общаться в параллельном мире, рискуешь сразу попасть под его влияние и раствориться…
– Кто из нас с вами сумасшедший? – спросил этот больной у доктора. – Вы держите меня здесь, потому что я умнее и лучше вас. Вы все просто стыдитесь этого…
Скоро Ливанов и сам впал в какое-то подавленное состояние. Ему вспомнилось, как у Чехова в "Палате № 6" доктора Андрея Ефимовича тоже так пригласили в больницу, будто бы на консилиум, а потом оставили в больничной палате и выдали старый, пропахший рыбой халат. "Вот так поживешь здесь два-три дня и начнешь тихо сходить с ума, а потом превратишься в тупое свиноподобное животное. Ко всему можно привыкнуть"… От этой нелепой мысли ему стало не себе.
Аркадий Иванович тонко уловил его внутреннее состояние, и увел Ливанова в свой кабинет.
– Не удивляйтесь своим ощущениям. Это нормальная реакция любого здорового человека. Уверяю вас, что мои пациенты нарушают закон не чаще, чем остальные граждане. Представление о непредсказуемости и опасности психически больных – очень старый миф.
– Но ведь все эти слухи почему-то продолжают появляться на свет, – возразил Ливанов.
– Вот вы – творческий, пишущий человек. Не замечали, что общественное мнение по отношению к нам, психиатрам весьма противоречиво? Бытует мнение, что мы готовы любому поставить диагноз и запрятать в больницу, пичкаем пациентов какими-то губительными лекарствами, превращающими здорового человека в овощ. С другой стороны, когда мы говорим о необходимости расширения амбулаторной психиатрии, выписке пациентов из стационаров, то вокруг начинают кричать, чтобы общество спасли от сумасшедших. Их не хотят видеть в своих подъездах, на улицах города. Требуют, чтобы их убрали и закрыли на ключ. Как называют душевнобольных? "Ненормальный" или "псих", а наши больницы – "психушками" и "дурдомами".
– Похоже, что общество просто не готово принять бывших обитателей психиатрических больниц. Так относятся только у нас?
– Я бы не сказал так однозначно, – возразил Аркадий Иванович и на мгновение пристально, как на интересный предмет, посмотрел на Ливанова. – Там, на Западе, тоже многое изменилось только за последние десятилетия. Сейчас у нас любят посмеяться над европейской терпимостью и толерантностью по отношению ко всяким меньшинствам, иным и особым людям. Но движение в этом направлении изменило у них отношение к психически больным людям.