Долгое время мне казалось, что от отца я ничего стоящего не получил, кроме пресловутой «полоски света из рабочего кабинета». Но почему тогда я помню какую-то книжку про челюскинцев, надписанную отцу, как «лаборанту по истории», то есть лучшему по предмету? Он показывал её мне, что-то говорил о том, как учился и любил историю. А лет через десять я поступил на истфак. Я помню также: затаив дыханье, слушаю рассказ родного дяди, младшего папиного брата, как отец нёс его, уже пацана, на руках с аппендицитом до больницы. И смутные, полулегендарные, скупые истории про арест дедушки в 38-ом, исключение отца из комсомола, разбомблённый санитарный поезд, первый выстрел из пистолета, потерю оружия на каком-то полустанке – всё помню до мельчайшей деталей. Хотя иногда мне кажется, что всё только пригрезилось, и я сам выдумал эти истории.

Я любил гулять с отцом 9 мая. Заставлял его надеть орденскую колодку, которую сам заказал в мастерской, и мы шли по улицам. И мне было приятно, когда с ним здоровались, поздравляли, даже иногда какая-нибудь девчушка дарила цветы. Я хорошо помню, что это были нарциссы.

Мне бы немножко ободрения, немножко дружелюбия, немножко возможности идти своим путём, а ты загородил мне его, разумеется, с самыми добрыми намерениями.