В ту минуту я подумал, а что, если я стану этому далекому от поэзии человеку давать уроки и объяснять, как нужно писать стихи. Я вряд ли решился бы на такое, если б не увидел эту красавицу. Теперь, приходя иногда к начальнику, я мог бы любоваться ею. Когда девушка вышла из кабинета, я начал говорить ему именно это, а не то, что его стихи никакого отношения к поэзии не имеют. Начальник так обрадовался моему предложению, что бросился прямо-таки мне на шею, поцеловал в щеку и долго не выпускал из своих объятий. В тот день я преподал ему первый урок, а он записывал каждое мое слово в свою тетрадь, в которой, по его словам, сочинял стихи.

Так я начал посещать его один раз в неделю, иногда даже два раза. Когда я по какой-нибудь причине не ходил к нему целую неделю, он тут же присылал за мной своего водителя. Один раз, когда мы с ним сидели допоздна в его кабинете, а он, как всегда, беспрерывно поил меня чаем, я, не выдержав, сказал, что привык принимать другую, более крепкую жидкость, а чай не особенно люблю. Начальник тут же уловил мой намек, хотя, когда я говорил про свою старую привычку, вовсе не рассчитывал, что он будет угощать меня водкой. А он, даже не спросив меня, позвонил в какой-то ресторан и велел принести две бутылки самой лучшей водки и четыре шампура шашлыка. Не прошло даже полчаса, как вошли в кабинет начальника, прямо-таки поклонившись, два человека в коротких белых халатах. Первый держал в одной руке поднос с четырьмя шампурами шашлыка, в другой руке две бутылки очень дорогой водки. Второй мужчина нес поднос с хлебом, помидорами и огурцами, тарелками и рюмками, и поставили они все это на стол начальника. Когда они уходили, начальник не забыл еще пригрозить их директору, сказав, что на днях отправит к ним проверку. Принесшие еду и выпивку, еще раз поклонились и, пятясь, вышли из кабинета.

Начальник хоть и был никчемным поэтом, но выпивохой оказался отличным, чего на свадьбе я не заметил. Словно прочитав мои мысли, он сказал, что особы, занимающие важные посты, пить при народе не могут, потому что окружающие следят за каждым их движением. Другое дело рестораны, где для них всегда есть отдельные кабинеты, или же такие места, где никого, кроме них, не бывает. Но все равно – работа у него такая, что, сколько бы ни пил, он не пьянеет, потому что в любой момент может что-то случиться в городе, и тогда, бросив все, он обязан явиться на свое рабочее место или же к месту происшествия.

Теперь к каждому моему приходу он заказывал еду и выпивку в каком-нибудь из близлежащих ресторанов, и все это, как в сказке, через короткое время появлялось в его кабинете. После каждого «урока» его шофер отвозил меня домой, а позже даже стал заезжать за мной и привозить к начальнику. Помогали ли ему мои указания и советы? Сделать из него поэта, как я позже убедился окончательно, было все равно, что попытаться сделать из осла отменного скакуна. Но у него, по всей видимости, все равно не уменьшался интерес ни к моим «урокам», ни к тому, чтобы продолжать писать стихи. Так всякий раз, выслушав их, я давал ему советы и исправлял кое-какие строчки. Правда, потом даже увлекся и этими посиделками с начальником, и уроками стихосложения. Все это стало развлекать меня и даже доставлять удовольствие. И дело здесь было вовсе не в бесплатной выпивке, которую я все ровно где-нибудь достал бы. И цена водки для меня ничего не значит, а что касается шашлыков, я ел каждый раз один или два куска, большую часть съедал сам начальник, а остатки отправлял на подносе дежурным милиционерам. Я, к тому же, радовался каждый раз встрече с красавицей в приемной, из-за которой я и начал ходить к нему.