– Все, спекся парень, – сказала однажды Салли.

– О чем ты? – не поняла я.

Салли всплеснула руками:

– Да ты слепая, что ли? Он же глаз с тебя не сводит! Вот разведешься со своим муженьком и можешь выходить за Джека.

– Салли, с чего вдруг такие фантазии? Джек просто сосед, приятель. У нас с ним ничего нет. Никаких отношений.

Салли смотрела на меня внимательно.

– А вот он считает, что есть.

Я досадливо поморщилась.

– Это все его фантазии. Как я могу думать о каком-то новом муже, если еще с этим не развелась?

Это был весомый аргумент. Салли знала о моем разводе и сколько сил и денег он требует. Раз в месяц Джон ездил в город и забирал письма от моих адвокатов. Диего не хотел разводиться со мной. К тому же дело осложнялось тем, что наш брак был заключен в Бразилии, и по законам этой страны расторгнуть его можно было только теоретически. Диего через адвокатов намекал, что готов ускорить процесс, если я отдам ему половину моего состояния.

В брачном контракте, который я подписала, было оговорено, что инициатор возможного развода должен заплатить обиженной стороне половину состояния. «Обиженным» был Диего. Он получал половину моих денег и вот теперь претендовал еще и на остаток.

– Не давай ему ничего! – кипятилась Салли. – Ты должна подать встречный иск! Я же видела твои синяки и ссадины! Да у нас так со скотом не обращаются, как он с тобой. Я буду твоим свидетелем!

Но я не хотела никаких процессов, достаточно было развода. К тому же в любой момент Диего мог рассказать полиции о наших махинациях и меня бы точно посадили в тюрьму. Его удерживало, вероятно, то, что я могла поступить с ним так же.

«Но он не сделает этого, – думала я. – Он слишком любит деньги».

В один из дней терпение мое лопнуло, я написала адвокатам, что согласна на условия Гонсалеса. Пусть забирает все за вычетом адвокатских комиссионных.

Теперь я была в стадии ожидания ответа Диего.

Салли была в курсе этой ситуации, но ей хотелось устроить мою судьбу, и она настойчиво рекламировала мне Джека Перкинса.

– Такой парень, три месяца вокруг ошивается. Уже вся его родня в курсе…

– В курсе? Да я понятия не имею, что у него какие-то намерения по отношению ко мне, – возмущалась я.

– Ну, ты бестолочь, – вздохнула Салли. – Джек приходит сюда каждый день, сидит с тобой и детьми. Ты думаешь, ему на своей ферме нечем заняться?

– Да откуда же мне знать его мысли? – оправдывалась я.

– А догадаться ты не в состоянии? Мыслей-то в голове у мужчин не более одной. Вот они ее и думают.

С Салли можно было согласиться. Ни Джона Джонсона, Ни Джека Перкинса нельзя было назвать мыслителями. Зато у обоих было крепкое здоровье, незлобивый характер и, вероятно, хорошая потенция. По крайней мере, Салли была довольна Джоном.

– Мне только это и нужно, – говорила она. – А Джон – всегда готов.

Я задумалась: а что нужно мне? Здесь, на ферме, рядом с Джонсонами и их ребятишками, я чувствовала себя счастливой. Мне снова хотелось жить, словно свежий ветер развернул мой парус. Жить и любить весь мир.

А смогу ли я снова быть женой?

Верной подругой.

Помощницей.

Прислугой.

Рабыней…

Меня передернуло. Нет. Я не хочу принадлежать никому. Отныне я буду принадлежать только самой себе.

– Мне рано об этом думать, – говорила я Салли, когда она снова затевала разговоры о Джеке.

– Разумное планирование никогда не повредит, – отвечала Салли. – И вообще: соседями будем. Джек – отличный парень. И ферма у них богатая. Миндаль растет и персики. Ну, артишоки и виноград вовсе не в счет. Чего только он медлит, никак не пойму?

Джек, и правда, хоть и ходил вокруг меня кругами, старался ничем не выдать своей заинтересованности. Просто ходил рядом и молчал.