Самым мучительным для него стало утро. Как только он открывал глаза, на него сразу же накатывалось ужасающее ощущение невозможности счастья. Раньше он никогда не задумывался над тем, что значит быть счастливым. Он просто был им, когда с дикими криками несся по скользкому деревянному мостику и с разбега падал в пахнущую кувшинками прохладу реки. Когда с утра еще лежа в постели на даче, наблюдал за тем, как сквозняк открывал и закрывал дверь на кухню, где суетилась его бабушка и откуда в комнату проникал аромат готовящихся омлета и сырников. Он лежал и нежился в кровати, а за окном синело небо, высокие березы танцевали под музыку ветра.

Как только паренек что-то вспоминал, ненасытная пустота в груди тут же отбирала у него это. Через несколько месяцев он начал седеть. Однажды, с утра, посмотрев в зеркало, мальчик не узнал себя – на него устало смотрел иссушенный незнакомец с огромными, почти белесыми глазами. Какого цвета они были раньше, он даже не мог припомнить.

– Так больше не может продолжаться! Я хочу вернуть все назад, – закричал паренек своему отражению. – Где родители? Мася? Где хоть кто-нибудь?

Тут он понял, что уже много дней не встречал ни одного живого существа. Сначала мальчик молил Голос вновь поговорить с ним. Потом угрожал, проклиная его, но ответом была лишь тишина. Он не унимался и через некоторое время слева на груди, там где стояла печать, начало припекать. Когда жжение стало нестерпимым, пареньку пришлось замолчать.

– Где-то же есть ответ?! – мальчик был уверен, что он не первый, кого обманул Голос. Паренек укрылся в белой комнате, без окон и дверей, отучив себя спать и есть. Он должен найти выход, иначе… Он не хотел думать об этом – иначе быть не могло. Время шло, но ни в одной из прочитанных книг он не находил ответа. Истории чужих жизней теснились у него в голове, спорили между собой мудрецы, воспевали нараспев хвалу многоликим богам святые. Поначалу все это захватывало мальчика, и порой он даже забывал, зачем заточил себя в этой белой комнате, но время текло, как течет песок сквозь пальцы, а ответ не приходил. Голос молчал, отчаяние росло.

– Моя жизнь уходит. Я умру, так и не испытав вновь счастья, – шептал мальчик, устало перелистывая очередной фолиант. Когда-то давно, в другой жизни он мог плакать, и это приносило успокоение, но не сейчас – там где раньше билось сердце, жадно чавкала бездонная дыра, выпившая его смех, а с ним и все его слезы. Он так устал, так устал. Мальчик лег и свернулся калачиком.

– Я больше не могу. Не могу. Не могу – тихо-тихо, как заевшая пластинка, повторял он и не мог остановиться.

Легкий ветерок засквозил по комнате. Запахло весной, талым снегом и свежестью наливающихся соком почек. Зазвенели бубенчики.

– Поможем ему?! Поможем?! – зажурчал женский голосок. – Мальчик совсем измучен. Никто не заслуживает таких страданий.

Кто-то невидимый нежно провел рукой по волосам и лицу паренька, оставив после себя тонкий аромат сандалового дерева.

– Я против. Он должен был понимать, что творит, – отрезал мужской голос. – Пусть теперь держит ответ.

– Он всего лишь ребенок, избалованный ребенок. Да, и кому же как не тебе знать, как разрушительна сила эмоций, если потерять над ними контроль? Кто-то даже лишился из-за этого головы, – нетерпеливо спорил женский голос.

– Не нам судить моих родителей, о луноликая апса́ра1, – строго отрезал мужской голос.

– Друг мой, Гане́ша2. Я соглашусь с Урва́ши3. Не стоит строго судить мальчика, – в разговор вмешался другой мужской голос. – Каждый имеет право на ошибку. В этом и заключается человеческая жизнь. Так они учатся: ошибаются, делают выводы, становятся умнее и идут дальше. Не все рождаются такими просветленными как ты, о Бог Мудрости. К тому же и мы, боги, частенько в этом мире двойственности совершаем не самые благородные поступки.