– Дикость какая-то, – пробурчал доктор, – ей не травы нужны, лекарство.

– Да где его взять? А что с ней, доктор?

Не обращая внимания на мать, спросил:

– Ходишь с кровью?

– Да вы что? Девица она!

– Я не о том. Когда мочишься, кровь бывает?

– Да, и больно.

– Как больно?

– Как щиплет внутри.

– Матери говорила?

– Да… – замявшись, тихо добавила, – но не сразу.

– А вы что же, мамаша? Хоть бы к фельдшеру сводили!

– Да на кой нам при наших бабьих делах хфельдшер? Чай и сами сообразим, что девицей стала.

– Не то. Это не цикл. Скорее всего, почки у неё с гематурией.

– С чем?

– С гематурией. Болезнь такая. Тяжёлая… отчего малокровие и слабость. Чтоб вам понятнее было: застужены почки и, думаю, с осложнением, раз больше двух лет мается. Вот, – достал из полевой сумки бумагу, – перо найдётся?

– Отродясь в доме перьев не было, они нам без надобности. У нас все мужики охотники, а не писаря.

– Ладно, напишу рецепт химическим карандашом. Как фамилия?

– Горшковы мы. Звать Софьей, по отцу Ивановна.

– Хорошо. Езжай в город, в аптеке купишь лекарство.

– Как хоть название?

– Аптекарь разберёт. Принимать будешь после еды, три раза в день. Порошок. Разведёшь в стакане тёплой воды и пей, поняла? Должно помочь.

Через два дня отряд съехал. Мать съездила в город, но вернулась ни с чем – лекарство нынче дорого стоит. И деньги аптекарю не нужны, ни к чему эти бумажки теперь. Вот если монета, или ещё там чего…

За прошедший месяц Софье стало хуже и Ефросинья, собрав отцовы подарки (серёжки с камушками красными, да колечко золотое), вновь отправилась на поиски лекарства. А Гришка, рассудив, что соболь всегда в цене, собрался на охоту.

Тайга лениво просыпалась: сонно потягивались прямыми ветками высокие лиственницы; распрямляли «плечи», пытаясь освободиться от снежных шуб, разлапистые ели. Обросшие вековым мхом лесины тянулись вверх, желая первыми поздороваться с восходящим солнцем. Лёгкий ветерок прошёл по заснеженным бордово-малиновым лианам лимонника, на которых кое-где висели засохшие красные ягодки. На селе и в городе снег местами уже прихватился ледяной корочкой, подтаивая на ярком солнце, отчего в воздухе чувствовалась сырость – предвестник весны. Здесь же лежал чистый, плотный, сохраняемый от сильных ветров и прямых солнечных лучей лапами вечнозелёных деревьев. Величавость природы успокаивала и, как всегда в лесу, настроение улучшалось. Тайга жила своей жизнью: не было ей дела ни до войны, ни до людских проблем и страданий, ни до грустных Гришкиных мыслей о бате, о больной сестре. Сейчас, у старого кедра, он свернёт вправо, и появится тропа, по ней – до изгиба ручья. Первая петля. Издали понял – пустая. Подошёл, посмотрел. Следы старые, «размытые», чуть заметённые снегом, значит, ушёл зверёк. Осмотревшись, продолжил путь, внимательно примечая следы. Эти заметил издали. Остановившись, плавным движением снял со спины ружьё, машинально нащупав в патронташе снаряжённый пулей патрон. Зарядил. Подъехав ближе, понял – не показалось: косолапый проснулся до срока и сейчас где-то бродит агрессивный, беспощадный, доведённый голодом до отчаяния хищник.

Увидишь зимой следы медведя, знай, шатун рядом: ему тебя выследить надоть, подкрасться, чтоб ты не заприметил, и нежданно напасть, – вспомнил Гришка науку отца, – тут уж он охотник! Шатун больше сзади кидается – не подставляй спину! Но может и кружить вокруг – подходы делать, рычать, угрожая. Как только скачками кинется – стреляй! А чтоб не пропасть – держи в патронташе в одном и том же месте пулевой патрон.