Шофёр был зануда редкостная, принадлежа к тому типу людей, забота которых способна довести до могилы. Камаргин долго не понимал, отчего так раздражается его поведением – до бешенства! Понял, когда вспомнил, как несколько лет назад увидел себя со стороны, на видео, во время прохождения психологического тренинга. Это была модель его поведения – непомерная, всепоглощающая «забота о близких». После тренинга он многое переосмыслил, усиленно работая над собой.

Что же он так обо мне печётся, боится одного оставить? Может, Вася элементарно следит за мной? Играет роль кретина по заданию? Бред! Невозможно так точно имитировать идиота. С таким никто не станет иметь дела… А я?

– Езжай, у меня ещё дела.

– Как же я без вас поеду, даже это не по-человечески как-тоть.

– Дорогу забыл?

– Так, кажисть, не забыл, но давайте обожду.

– Чёрт с тобой, «обожди»! – хлопнув дверью, направился к школе.

Зачем я туда иду? Все беды в нашей жизни от неумения сказать правду. Себе боимся сказать, а другим?.. Если бы каждый, хоть раз в жизни, признался, даже не вслух, про себя: я это делаю ради того-то и того-то! Может, жизнь стала бы проще и лучше? Как говорят французы: знал бы мужчина, о чём думает женщина, действовал бы в десять раз смелее. Так зачем и куда я иду? Если честно – к тому дому. Зачем? Сам не знаю. Не ври себе, Камаргин! Знаешь! У тебя там незавершённое дело! Почти сорок лет завершить не можешь! С детства это несёшь, иногда притупляется, иногда забываешь, но потом вновь под ложечкой сосёт! А решил бы проблему вовремя, глядишь, и жизнь по-другому бы сложилась. А она у меня и так неплохо сложилась. Да?! Тогда почему ты всем недоволен? Что ж у тебя всё «если б», да «кабы»? Вот и дверь. Сорок лет прошло, а её не поменяли… почему? Даже в двухэтажной хибаре проходного двора стальную поставили. А здесь? Странно.

Рука потянулась к дверной ручке.

Зачем? Ну, войду… дальше что? За бича примут, решившего погреться! – ухмыльнулся: костюм из Италии, пальто из Парижа, и – за бича? Нет, бред, чистый бред.

В груди резко кольнуло, сдавив сердце стальным обручем.

– Да на кой чёрт мне всё это надо! Хорошо, Васю не отпустил.

Сделав шаг по направлению к дороге, решительно развернулся, резко открыв дверь в подъезд.

(Март 1920)

Гришка проснулся рано. Выйдя на двор, поёжился: утро выдалось неприветливым – ночью северный ветер нагнал плотные облака, в которых затерялись неяркие мартовские звёзды. Навстречу, радостно поскуливая, виляя острым, плохо закручивающимся в кольцо, хвостом (от чего и получил свою кличку), выбежал Штык. Собака, сдерживая громкий лай, лизала руки и лицо присевшего перед ней хозяина.

– Тише, Штык, перебудишь всех, рано ещё.

Потянувшись, осмотрелся. Из приоткрытой двери сарая лился тусклый свет керосиновой лампы. Заглянул. Сонька доила встряхивающую крупной головой Рыжуху; в углу сонно копошились пять кур, да петух вполглаза смотрел с насеста – чего, мол, хозяин, так рано поднялся, я только раз прокричал.

Да, негусто от батиного хозяйства осталось, негусто.

– Гриша, всё ж таки решил идти?

– Чего ждать? Петли пятый день непроверяны стоят.

– А маманя?

– Придёт. К вечеру возвернётся. Да ты не тоскуй, я обернусь скоро.

– Я не тоскую, Гриша, но отчего-то всю ночь ныло, – показала на левую половину груди, – вот здесь, аж дышать трудно. Маманя обещала вчерась ещё возвернуться, до сих пор нет. Может, обождёшь?

– Я, может, и обожду. Зверь ждать не будет.

– Поешь в дорогу, я собрала уже, – встала, опёршись левой рукой о поясницу, правой подняв тяжёлое ведро, – пойдём, молока налью.