Мэтью расставил фигуры. Молодые математики играли в собственную версию древней игры, от которой любой гроссмейстер сразу же пришел бы в ужас. На ход давалась одна минута, после каждого хода игроки сдвигались против часовой стрелки. Так что каждый ходил то за белые, то за черные фигуры. Проигравший – тот, кому поставили мат – платил за пиво. Обычно игра шла весело, сопровождаясь анекдотами и историями из жизни университета, но сегодня Дэвид был непривычно мрачен.

– Да что с тобой? – не выдержал Мэтью.

– Ничего особенного, – Дэвид задумался и передвинул вперед белую пешку.

– Поссорился со стариком Мэтлоком, – объяснил Фил.

– Старый осел, – не выдержал Дэвид, – он думает, мы все еще живем в начале двадцатого века и считаем на арифмометрах! «В вашей статье нет теоретической базы. Вы забываете, что математика – это, прежде всего, наука, а не пособие по увеличению надоев».

Дэвид так похоже изобразил старого профессора, что друзья рассмеялись. Но Мэтью быстро посерьезнел.

– А что в этом такого? Ты действительно слишком много занимаешься своими друзьями-фермерами. Коровы вряд ли оценят твои усилия.

– Коровы не оценят, а их владельцам мой метод поможет.

– Неужели тебе трудно написать десяток страниц теории? Сослаться на работы Мэтлока? – Фил попытался примирить спорящих. – Старик готовил эту конференцию, он вправе рассчитывать на нашу благодарность.

– Мы полжизни тратим на написание бессмысленных вступлений. И еще половину из оставшегося времени на чтение написанного другими. Это статья не для студентов колледжа, а для математиков.

– Мат, – Мэтью быстрым движением снял с доски черного короля, – с тобой сегодня неинтересно играть.

– Простите, я, правда, не в настроении.

Дэвид захлопал себя по карманам в поисках бумажника.

– Черт побери, еще и бумажник на кафедре оставил. Расплачусь в другой раз.

– Нет уж, – возмутился Мэтью, – проиграл – плати.

– Но чем? Я же сказал – бумажник остался на моем столе, – Дэвид начал всерьез сердиться на друга.

– Я придумал, – Филу совсем не хотелось, чтобы спор разросся в настоящую ссору, – ты весь месяц будешь читать письма ферматистов.

Все рассмеялись.

– О нет, – Дэвид схватился за голову, – ты не можешь быть настолько жесток! Давайте в следующий раз я поставлю вам по два пива.

– Не увиливай, – Мэтью с радостью поддержал товарища.

Ферматисты – люди, считающие, что они доказали Великую теорему Ферма, – постоянно присылали свои доказательства на кафедру и ревниво ждали ответа и научного признания. Даже то, что мировая общественность в 1995 году признала доказательство математика из Принстона – Эндрю Уайлса, – их не останавливало. Доказательство Уайлса было слишком сложно и непонятно для рядового ферматиста – часто человека, малознакомого с основами математической культуры, а простота формулировки теоремы вводила их в заблуждение и заставляла снова и снова создавать свои «доказательства». В Беркли чтение писем ферматистов было обязанностью самых молодых преподавателей. Они читали доказательства и высылали заранее заготовленный ответ на бланке университета: «Уважаемый…! Благодарю вас за присланную вами рукопись с доказательством Великой теоремы Ферма. Первая ошибка находится на стр…. в строке…».

Дэвид в показном отчаянии постучал себе ладонью по лбу:

– Садисты!

Друзья расхохотались и заказали еще по кружке.

Обычно Дэвид с удовольствием засиживался до полуночи (жены Фила и Мэтью с пониманием относились к маленькой слабости мужей, проводивших остальные вечера дома, и не тревожили их телефонными звонками), но сегодня из-за Стейси все ему было не в радость. И в шахматы проиграл, и ферматистов теперь читать… Через некоторое время Дэвид сдался.