В больших, неленивых семьях все много работали, детей держали в строгости, даже страхе. Бабушка рассказывала, как однажды она, будучи маленькой девочкой, разбила кружку, а родной отец чуть не убил ее за это. Тогда все было ценным, и родители следили за тем, чтобы дети не баловались, берегли имущество.

Говорили по-своему, в речи встречались такие слова, как «угоить» (привести в порядок), «обиходить» (отмыть, почистить, прибрать), «беговушка» (легкие сани), «крыльца» (лопатки), «каральки» (печеные изделия из пресного теста, закрученные разными узорами, которыми угощали зятьев в больших количествах – «возами возили»).

До революции кто много работал, имел все. И уж конечно ни о каком голоде и речи не было. У бабушек было хорошее приданое, когда они выходили замуж (золотые украшения, вологодские кружева, французские ботинки). В семье мужа бабы Мани, моего дедушки Николая, ее называли по имени отчеству – Марией Ивановной, несмотря на то, что ей только исполнилось восемнадцать лет. Бабушкина редина (огромная, черная шаль из вологодского кружева) – все, что осталось от того времени (я часто в нее наряжалась). Это настоящее произведение искусства, удивительное, совершенное по красоте кружево. Даже не передать словами, как шаль украшала женщину, придавая образу нарядность. У крестьянок того времени, и у моих бабушек в том числе, были золотые обручальные кольца (девяносто шестой высшей пробы), но, оказывается, даже золото стирается. За семьдесят восемь лет кольцо стало тонким и хрупким – сказались годы беспрестанного ручного труда.

В годы раскулачивания бабушка и дедушка с детьми бежали в Томскую область. Обустроились в деревне Поросино. Бабушка умела делать абсолютно все. Когда дед Николай вернулся с фронта, сказал: «Я думал, вы тут все поумирали от голода, а вы здоровы». Выжили благодаря картошке, которой засыпали на зиму по три погреба. Баба Маня никогда не ела драники, говорила: «Я их в войну наелась». Хотя для нас их всегда пекла, и мы ели их как вкусняшки, а еще лепешки из теста прямо на печи делали. И пельмени в семье стряпали маленькие, красивые. Один к одному. И шаньги с творогом, морковкой, картошкой. Хворост. Все было уникальным, чистым, аккуратным и вкусным. На этом я и выросла. И мои дети, и внуки едят все это благодаря тетушке Валентине, которая умеет стряпать не хуже бабушки. Еще в войну, по словам бабы Мани, пекли блины из картофельного крахмала, очень тонкие, потому что не было зерновой муки. Все отправляли в государственные закрома.

Моего прадеда Ивана в 1933 году забрали по линии НКВД (как тогда говорили) и расстреляли как троцкиста. В документе, выданном мне на руки в музее НКВД4 (кстати, находится он напротив первой художественной школы Томска на проспекте Ленина), сказано, что он был плотником и признан врагом народа. Так вот бабушке, как дочери врага народа, однажды не дали премию в виде отреза красной ткани за хорошую работу в колхозе, а получила ее другая работница,. Баба Маня часто об этом с горечью вспоминала.

Алферова Ксения (Аксинья) Ивановна, баба Сина (1910—2000).

Моя вторая бабушка (по линии мамы) тоже прожила интересную, трудную жизнь. Ее родители, Евдокия (отчество, к сожалению, никто уже не помнит) и Иван Дорофеевич Щелконоговы, имели двенадцать детей. Бабушка – старшая, сестра Александра – младшая. Остальные – сыновья: кто-то погиб во время войн и революций, кто-то умер во время эпидемии тифа, который моя бабушка тоже перенесла, но выжила благодаря своему деду, выходившему ее клюквой.

Эта сторона моего рода тоже подверглась репрессиям (в 1933 или 1937 году). Из большой семьи только двое детей остались в живых и дожили до глубокой старости: моя бабушка Аксинья Ивановна, ушедшая почти в девяносто один год, и ее родная сестра Александра Ивановна, баба Шура, как мы ее звали. У Александры своих детей не было, только приемная дочь Наташа, очень красивая. Наташа рано вышла замуж, в 18 лет. До сих пор помню, как на свадьбе (я училась уже в художественной школе) вручила молодоженам картину в подарок – «Свадьба Руслана и Людмилы». Гуашь на фанере, покрытая лаком. Я считала это верхом своего творчества на тот момент. Баба Шура была удивительным человеком, живым и ярким. Обладала красивой внешностью и, как сейчас говорят, харизмой, младшая сестра создавала кучу проблем старшей, а та ее воспитывала, держала в строгости, до конца жизни помогая и поддерживая. Уж не знаю, с какого возраста баба Шура начала заниматься ворожбой, но именно она предсказала маминой младшей сестре, что ее дочь «уедет от нее далеко», моей маме – рождение внуков, а мне – карьеру. Женщины ходили к ней толпами, кто с чем.