Ирина была крайне раздражительна, в быту постоянно придиралась к мелочам, всеми способами готова была бороться против кажущегося к себе неуважения. Любая самая абсурдная идея, пришедшая ей в голову, поселялась там надолго, и переубедить ее было попросту невозможно. Все эти особенности характера супруги проявились не сразу, и Валерий поначалу винил во всем себя, дескать не может сделать жену счастливой; он из кожи лез вон, стараясь ее как-то развлечь. Все было напрасно. Годы проходили в безрадостном семейном общежитии. Раздражение было взаимным, но Валерий вел себя сдержанно, терпел, мудрости хватало. Он знал, что у жены есть отношения на стороне. Ирина работала на кафедре филологии в местном университете, и там у нее возник служебный роман. Профессор, ее любовник, слишком тощий, сутулый, страдающий какой-то хронической болезнью, женатый (конечно же), даже в робких мыслях не намеревавшийся оставить свою жену и двух несовершеннолетних детей, разумеется, никак не подходил на роль романтического парня, героя романа, который сумел бы хоть немного нейтрализовать психопатию Ирины. Любопытно было бы только узнать, в какой последовательности раскручивались события – охлаждение, быстро (с учетом особенностей характера супруги), переросшее в постоянное нестерпимое раздражение у них дома, а потом, как следствие, роман с немолодым профессором, либо вначале роман, уж затем раздражение и все прочее.

Поэтому, когда возникла возможность переехать в Питер, то поменять все, бросить все в родном Киеве оказалось на удивление легко. Работа по сути та же. Семья? Семья однозначно оставалась на Украине. С женой все давно шло к разводу. Сын жил своей жизнью, неделями не появляясь дома.

Сейчас Юре 23, в сентябре был день рождения. Рос он во вполне обеспеченной семье, симпатичный, умный мальчик, и здоровый, едва ли не самый высокий в классе. Занимался боксом, какое-то время увлекался водными лыжами, хорошо учился, школу окончил с медалью, с легкостью поступил в университет. Никаких проблем, вообще никаких проблем. Правда, на первом же курсе связался с дурной компанией. Девочки, травка – все это настораживало, но не сказать, чтобы очень уж заботило. Казалось, парень умный, переболеет, само все пройдет. Так оно и вышло. Беда, однако, пришла совсем с другой стороны. Удивительно, как эта дрянь прилипла к сыну. В семье, да и окружении Валерия Ефимовича все говорили только на русском; конечно, способны были воспринимать отдельные фразы или вывески магазинов на украинской мове, но не более того. Откуда же взялось это смехотворное представление о величии Украины, о ее роли в культуре, в мировой политике, это чванливое, высокомерное отношение к москалям, и, напротив, симпатия к одиозным типам вроде Бандеры. Поздно, поздно они с женой спохватились, прошляпили, упустили сына. Журбенко хорошо помнит, как они с Ириной вернулись домой, после того, как проводили Юрку на армейскую службу. (Это было в марте 2014, в последний раз, когда Журбенко приезжал в Киев). Оба они тогда чувствовали утрату, несколько номинального свойства, и, хотя ни он, ни жена никогда не признались бы в этом вслух, облегчение. Сын теперь сам по себе.

И вот вам, пожалуйста. Юрка, его сын, в плену.

Если честно, Журбенко нимало не симпатизирует киевской власти. Впрочем, он и не патриот Донецкой и Луганской республик. Но дело ведь не в этом. Парня надо выручать. Просто так надо. Сын все-таки. Валерий Ефимович не разделяет убеждений сына, национализм – это вообще-то безвкусица, это, если честно, очень противно. Но сын, его, Валеры Журбенко, кровь.