Слепухин открыл глаза, осмотрелся. Череп подал ему коктейль:
– Ну же, смелее! – Не бзди, маэстро, мы с тобой! Но пасаран! – поднял кулак Ромео.
– Пупсик, – присоединилась Ленусик, – докажи, что ты настоящий мужчина!
Слепухин поднес фужер к губам, зажмурился и выпил до дна.
ГЛАВА 15
От Староуткинска до железнодорожной станции Лизу и провожающих домчал «пазик» с автобазы Лены Ивановны. По дороге незаметно стемнело. Подвыпившая компания под предводительством суматошной Лизиной матери преодолела пешеходный мост над путями и шумно высыпала на пустынную платформу, окутанную густым вечером.
До поезда оставалось еще минут тридцать, и Вовку послали за водкой.
– Я думала, ужо не успеем! – Лизина мама была вся на нервах, продолжая отдуваться после тяжкого марш-броска через мост. Она маниакально боялась опоздать и окончательно достала всех со своими опасениями. Не менее назойливо она страшилась что-нибудь забыть: – Лизанька, а подарки тете Маше не забыла?.. А билет где? Ну-ка, проверь!
– Мама, отстань! – Лиза надулась, шагнула в сторону, осмотрелась.
Слева податливо погружалось в ночь большое село, справа простирались сельскохозяйственные поля, а за ними чернела таинственная, пугающая кромка леса. В воздухе появилась долгожданная прохлада с привкусом полыни.
В сердце неожиданно заныла тревога. Лизе вдруг показалось, что маму и всех этих людей, которые окружали ее с самого рождения, а также все эти родные окрестности она видит в последний раз. Москва теперь представлялась не городом Счастья, как раньше, а кровожадным циклопом, который, только ступи на московский перрон, проглотит ее целиком и не подавится. Ей стало холодно и страшно. На глаза наворачивались слезы. Она поспешила вернуться и прижаться к матери.
– Лизанька, ты что?
– Мама, я не хочу ехать! Можно, я останусь?
– Да ты с ума сошла? Ишь, чего удумала, сопля неблагодарная! Мы столько денег угрохали на твою поездку!
Сергей поспешил поддержать мать:
– Лизка, ну ты, это… в натуре, харэ тупить!
Вернулся Вовка с двумя бутылками, появились прихваченные со стола стопки и малосольные огурцы.
– Помню, в девяностых подвозил я на эту станцию одного зоотехника, – разговорился после водки Васильич. – Лето вроде, а холодно было – аж зубы стучат. Тут он мне выпить предлагает, спирту…
– А на телефон деньги положила? – не унималась Лизина мать.
– Положила!..
Московский поезд неспешно подкатил, притормозил, шумно огрызнулся. Проводницы открыли двери, но никто не выходил – стоянка всего три минуты.
Рысью побежали к третьему вагону, предъявили билет, бросились прощаться с Лизой – суетливо, пьяно, фамильярно.
Зардевшаяся девушка вытерла ладошкой слюни с обцелованной щеки, поправила на плече сумочку и, расстроенно оглянувшись, шагнула в тамбур. За ней устремились хмурый Сергей с набитой спортивной сумкой и Вовка со странной улыбочкой.
– Куда?! – Проводница с лицом утки всей своей боевой массой перегородила братьям путь. – Провожающие остаются. Поезд через минуту отправляется!
– Мы быстро! – Сергей так пригвоздил ее вспыльчивым взглядом, так упрямо надвинулся, что женщина невольно отступила.
– Чтоб у меня туда и обратно! И не будите, кто спит!
В Лизином купе, как и полагается, находились одни женщины (пришлось разориться на купе – плацкарта не было). Сергей, коротко стукнув в дверь, заглянул первый, по-хозяйски цепко огляделся, изучая расклад, и задвинул под сиденье Лизину сумку. Женщины – старушка в черном платке, пышная дама в ярко-желтом пиджаке и беременная женщина лет двадцати пяти – замерли в удивлении и испуге. Появилась скромная Лиза, вежливо поздоровалась, присела с краю, у двери. Пассажирки умиротворенно зашевелились.