Я тяжело вздохнула, а Джеймс вдруг произнес:

– У вас красивый малыш.

На мгновение у меня перехватило дыхание: откуда он знает?

– Простите, – сказал Джеймс, – я видел фото у вас в сумочке.

– Вы меня обыскивали?!

– Я же говорил вам, что надо бояться только людей, тем более что нам внушали, что все русские – наши потенциальные враги. Но заметьте, я вам честно признался!

Я удрученно молчала, не зная, что сказать. Повисла неловкая пауза, которая становилась все горше с каждой секундой. И прервал эту паузу Джеймс:

– Вы ничего не хотите рассказать о себе? Нам говорили, что все русские – агенты КГБ, поэтому они так закрыты. Вас учат молчать, это так?

– Нет, это не так. Мне больно рассказывать о себе, потому что вы мне не поверите. Слишком необычна моя история. Могу сказать только одно: я не агент КГБ. А мой сын… он сейчас в России с бабушкой, я очень скучаю по нему.

Я взглянула на Джеймса и прочитала в его глазах одновременно и радость, и горе. Меня потянуло к нему, но я резко развернулась, готовая бежать без оглядки. Он обнял меня за плечи и удержал рядом:

– Вы такая молодая, почти девчонка. И когда вы только успели родить?

Я пожала плечами и тихо ответила:

– Сейчас у меня должно было быть двое детей… У меня умерла дочь, прошло почти три года, но я так и не свыклась со своим горем…

– Простите, если сделал вам больно. Понимаете, я так устроен: говорю то, что думаю. Здесь, на острове, чтобы выжить, мы должны доверять друг другу. Мы чем-то похожи: вы волнуетесь за сына, я – за дочь. И при этом мы оба очень одиноки.

– Вы думаете, что я не замужем?

Он быстро кивнул:

– Я почти уверен в этом. Или я ошибся?

Я покачала головой:

– Нет, не ошиблись. Официально я расписана с человеком, но не живу с ним.

Он усмехнулся:

– Вот видите, у меня та же история. Мы разбежались, когда дочери исполнилось два года. С тех пор мы не видели нашу маму, хотя до сих пор она мне жена…

– А вы не пробовали найти ее и развестись?

– Зачем? С тех пор как она исчезла, я не встретил ни одной стоящей девушки. Да и нам с дочерью очень хорошо вдвоем. Что теперь с ней будет? Этот последний полет… поневоле начинаешь винить себя…

Он надолго замолчал. Я отлично понимала его. Зачем я вообще ввязалась в эту авантюру с поиском чаши? Разве мне есть до нее дело? Спасти человечество – да, великая задача. Но что мне человечество, если с сыном что-то случится… Однако сейчас лучше об этом не думать. Прогоняя тревожные мысли, я спросила:

– А в чем вы вините себя, Джеймс?

– Я не должен был лететь на этом рейсе. Этот самолет продали, а нас всех уволили. Я уже получил расчет. Это был последний рейс в составе нашего экипажа. Должен был лететь Билли, но у него родился сын, я заменил его. Джессика, так зовут мою дочь, умоляла меня приехать, но я попросил ее потерпеть: только один полет, сказал я ей, и пообещал, что вернусь к вечеру, малышка поверила мне…

– Ей всего восемь, а вы с ней разговариваете как со взрослой?

– Она такая разумная, не по возрасту. Когда жена бросила нас, дочери было два, и она как-то резко повзрослела. Я тогда сразу же нанял няню. Мисс Тоотси – хорошая женщина, но она не могла заменить девочке маму. Сейчас я уже нашел работу преподавателя в гуманитарном университете нашего города. Меня взяли, несмотря на то что у меня нет стажа. По первой специальности я биолог. Я получил эту специальность благодаря моему отцу. Он хотел, чтобы я стал ученым, но я хотел летать. Отец умер в тот год, когда я окончил университет, и я пошел служить в армию в десантные войска, где еще больше укрепился в своей любви к полетам. Отслужив три года, я поступил в летное училище по льготе. Мое обучение оплатило государство. На четвертом курсе я познакомился с Кейт, моей женой. Наша связь была очень бурной, теперь понимаю, что это была не любовь. Через девять месяцев на свет появилась Джессика. А я начал летать.