– Заткни пасть.


– А то что? Треснешь меня вторым веслом? Ха! Коль ты нас топить собрался, то так оно и лучше будет. Или у тебя другое на уме, асгардец?


– Узнаешь.


Ох, если бы Тор сам знал, что у него на уме! Горе и ярость мешали думать. Ярость – привычный ответ на всё, что вторгается в его мир. Простой ответ – врагов убить, своих спасти. Но сейчас… что сдержало его руку? Какой из воплей размазываемых по стенам их собственного дома незадачливых родственничков синерожей сучки вселил в сердце Тора смутную надежду на чудо?


В конце концов, всевидящий страж не видел Локи ни в мире живых, ни в мире мертвых. Хотя и увидал, как синерожие громадины заматывали его, отчаянно сопротивляющегося, пытающегося обратиться змеем, магической цепью, засовывали в мешок и…


Да пропади всё пропадом!


Тор вырвал правое весло из уключины. Глаза пленника выпучились, когда мирное, но весомое орудие гребца, посверкивая молниями, начало укорачиваться и расширяться. Через мгновение в руке асгардца засверкал его молот, его Мьёльнир, гроза всех великанов.

Помощь норн

Три сестрицы, три норны, три приспешницы судьбы конечно знали, кто к ним ворвался и для чего. Ибо одна из них, старшая – ведала прошлым, вторая – настоящим, а третья, самая юная – будущим.


Вероятно, они не различали всех деталей, но суть видели ясно.


Сам Всеотец порой просил у них совета. Иногда. Очень редко. И каждый раз, заходя в их обитель, считал до ста и сжимал губы, а выходя от них, крепко ругался и бил кулаком о стену. Один раз даже лбом.


До сегодняшнего дня Тор не понимал, почему. Пока впервые не попёрся к ним на поклон.

Казалось бы – что проще? Задать вопрос, получить ответ. Но солнце уже начало клониться к закату, а подлые сестрицы будто издевались над ним, охотно изрекая откровенную чушь и одобрительно кивая друг другу.


– Почтенные норны, – играя желваками, сквозь сжатые зубы вновь воззвал он, – в третий раз прошу, ответьте, жив ли брат мой, Локи!


«И не ебите мне мозг», – крутилось на кончике языка.⠀

– Так ли уж брат тебе тот,

Кто зачат от иного родителя,

Женщиной тоже иною? —


прошамкала старшая, тряся головой и хихикая.


– Должно ль живущим считать

Нам того, кто обманом и хитростью

Стёр все следы на дороге? —


грозно вопросила средняя, величественно подняв указующий перст и нахмурившись.


– Я поиграла бы вновь,

С пескожуйками и огнедышками.

Юность младая урочна! —


засмеялась юная, подбрасывая в воздух вороньи перья и кружась.⠀


⠀ – Аргх… – зарычал Тор, не выдержав, его кровь закипела, голубые глаза побелели от ярости, ну а рука… рука привычно схватила рукоять молота.


Первой сообразила старуха, даром что слепая. Подхватила подол, метнулась за спину средней. Та отшатнулась, выставила перед собой руки и совсем с другой интонацией, успокаивающе, пророкотала:


– Грозные чайки дорог, ⠀

Чернокрылые трупов клеватели, ⠀

Одина птицы помогут!

Мать чудовищ

Сопли, слюни, пелёнки… Розовые пяточки, агуканье, утютюшканье. Бессонные ночи, проблемы кормления, режущихся зубов и слёзы умиления… Всё это, так или иначе – удел любой матери, будь она простой мидгардской женщиной, богиней или йотункой-великаншей.


Но не Ангрбоды.


Младший сыночек, весёлый и смышлёный малыш, повизгивая, прыгает вокруг смеющейся старшей сестры, пытаясь достать зубами до ветки железного дерева, которую Хель держит высоко, слишком высоко! Фенриру ещё нет года, а он уже сам добывает пищу, смелости и ловкости ему не занимать, а силой он превзошёл маму, хотя до среднего брата ему ещё ого-го расти.


Впрочем, сравнивать их нельзя. Йормунганд, зачатый Ангрбодой в ту ночь, когда Локи ублажал её, будучи в змеином теле, был, собственно, змеем. А малыш Фенрир – ладным красивым волчонком, появившимся на свет после тех ночей, что Локи провёл с ней в шкуре гигантского волка.