А ведь он запишет, что каждому уготовано в новом году: кто вознесется, кто упадет, кто будет жить и кто умрет; кто утонет в воде, кто сгорит в пламени, кого ударят пулей в затылок, кому осколком развалят живот, кого заколют штыком, кого отравят газами, кто сгинет в тифозном бреду, кто обратится в прах от голода, а кто от горя.

Кантор командует:

Тейкио-шворим-труа-тейкио.

Тейкио – долгое, протяжное Ту-у-у-у-у – слушайте!

Шворим – троекратный сигнал Туру-туру-туру – призыв, все сюда;

Труа – девять раз короткие, отрывистые звуки: Ту-ту-ту-ту-ту-ту – ту – ту – ту!

И снова Тейкио – долгое, протяжное Ту-у-у-у-у!

Ревет шофар. Выпевает кантор.

Тебе, о Всевышний, все открыто, все тайны мира от создания его – ничто не забыто пред троном Твоим…

Голова его спрятана под талесом. Что он плачет, как беспомощный ребенок? Что натворил? В чем грех его? Убил кого? Ограбил? Нарушил клятву? Тору осквернил?

Вот я, бедный деяниями, стою здесь напуганный, в смятении, чтобы молить Тебя за народ Твой, который послал меня, недостойного, просить у Тебя милости… Ты всемогущ и грозен, но Ты и Судия – Справедливый, Милосердный, Всепрощающий! Так не отвергай же молитвы моей, услышь меня!

Кантор вдруг вскакивает, вскидывает руки над головой, из груди его леденящий душу крик: Шад-д-дай!.. Всевластитель!.. Громоподобный рык сотрясает своды, все собравшиеся повторяют за ним, молят Господа своего о спасении…

Так начался этот год – от сотворения Мира пять тысяч шестьсот семьдесят седьмой.

В «Могилевском вестнике» заметка:

«Утром 12 ноября чинами сыскной полиции были получены сведения о том, что в доме ювелира Вайнштока по Мещанской улице производится ограбление. Подозревая связь с чередой происшедших в последнее время субботних покраж из еврейских домов и лавок, дежурный помощник пристава выслал на место усиленный наряд полиции. Однако вместо злоумышленников, улизнувших в последнюю минуту, был обнаружен лишь труп пожилой еврейки с проломленной головой. Из опроса выяснилось, что сам владелец и его домочадцы в это время отсутствовали, находясь, согласно обычаю, в молельном собрании по причине иудейского праздника субботы, но накануне к ним приехала родственница из Орши, оставленная дома в постели из-за своего болезненного состояния. Видимо, несчастная, привлеченная шумом, выглянула в гостиную, где и получила удар тяжелым предметом в висок, оказавшийся смертельным. Полиция связывает это трагическое происшествие с деятельностью банды “субботних взломщиков” и утверждает, что уже располагает приметами как минимум одного из преступников – подростка или молодого человека лет шестнадцати, покинувшего место происшествия на велосипеде».

По велосипеду опознали. Не так уж много было в Могилеве подростков с велосипедами, чтобы не опознать. Тем более он на велосипеде весь город объездил, включая рынки и веселые дома, где всегда пасется у сыскных агентура. Вот в борделе на Покровке его и повязали вместе с двухколесным конем – он только затащил с черного хода корзину с полудюжиной «Пейсаховки» и дюжиной «Аировки», успел удивиться, отчего у буфетчика Миньки такое выражение лица, как с двух сторон его зажали разгоряченные удачей филеры, повязали и повезли на съезжую. Он твердо решил показаний не давать, ничего не подписывать, и даже имени своего не называть. Потому что по имени они адрес проверят и выйдут на Флейша. Который, конечно, мерзавец, но ведь при этом все-таки брат. Узнают про его минское дело с ножиком. И так, узелок за узелком, все распутают. Русской полиции хоть и далеко до гениев сыска, вроде Ника Картера или Пинкертона, но рано или поздно и они сообразят, кто где кого действительно грабил, а кто вообще ни при чем. И если он несколько дней продержится, брат успеет куда-нибудь смыться – не совсем же он тупой в самом деле!