– Мне очень жаль! – искренне выразил я чувства, не сумев найти подходящих слов, после чего добавил: – Ну а что произошло с Гусем? Его освободили?

Взглянув на меня с иронией, Соломон откликнулся:

– А как же. Сейчас почивает на лаврах. Попивает горячий кофеек и живет умеренной жизнью! – усмехнулся Соломон и продолжил: – Хотел бы я так тебе сказать! Но увы, Психолог не только терпеть не может зачинщиков и воров, а также крайне не выносит стукачей. Гусь был заживо похоронен в свинячьем помете в знак милосердия Психолога. А в награду за оказанную им услугу обществу получил эпитафию: «Здесь похоронено дерьмо!» Вот такие у нас пироги, зеленый! – проговорил Соломон и хлопнул меня по плечу.

Помехи радио прорезали тишину, возникшую между мной и Соломоном. Наши взоры молниеносно устремились к входной двери. Это было предвестием того, что на часах промежуток от 4:55 до 4:58. Генерал был смертельно пунктуальным тираном. Ровно в пять часов утра он ежедневно врывался в сарай и самолично приветствовал новый, наступивший, как он выражался, счастливый день. Многие с удовольствием поспорили бы с ним насчет этого. Но увы! Это было бы самоличным хождением по лезвию сабли.

Самым омерзительным в раннем подъеме было убогое радио, которое воспроизводило одну и ту же, записанную Психологом, пленку, приевшиеся строки которой окутывали весь округ:

Мы не живем,
Мы существуем,
И днем и ночью
Мы воюем…
Хо-хо-хо-хо…
Мы не живем,
Мы существуем,
И днем и ночью
Мы воюем…
Хо-хо-хо-хо…

Один за другим смирившиеся впали в пробуждение. Гул быстро поднялся в сарае. Каждый молился о спокойном дне.

Не успел Вар раскрыть глаза, как принялся интересоваться моим состоянием:

– Ну как ты, старина?

– Можно сказать, в порядке. Однако я не имею понятия, что меня ожидает впереди. Всю ночь я не сомкнул глаз. Соломон разделил мою участь, рассказывая невероятные повести о доблестях генерала, – высказался я, с любопытством уточняя: – А ты знал, что у Соломона бессонница?

– Я слыхал, что он не дружит с головой. Но я даже не представлял, что он заботливо караулит нас по ночам, – игриво вымолвил Вар, почесывая затылок, как в большинстве случаев делают люди, удивленные неожиданными вестями.

До прихода Психолога, по нашим грубым расчетам, оставалось порядка 50 секунд. Все были в суматохе из-за утренних ритуалов. Кто-то прихорашивался, невзирая на бесполезность этого занятия, кто-то затягивал спину обмотками лохмотьев, так как у большей части пленных боль в спине была первым свидетельством скверного проживания. Пара чудиков, собравшись в угол, впадали в истерику, осуждая и порицая себя за то, что так малозначительно ценили жизнь, а точнее, относились к ней беспечно.

– Гав, гав! – прозвучал рев собак.

Дверь распахнулась наискось, проливая утренний свет в середину темного сарая. Незамедлительно за светом, с сияющей до белизны миной, ворвался Генерал.

– Доброе утро! – поприветствовал свойственным ему спокойным и хриплым тоном Психолог, вслед добавляя: – Мусор!

Без колебаний любой из нас с неописуемой щедростью подарил бы ему пару плевков прямо в его уродливую, наполненную надменностью и величием, физиономию. Однако окружавшая его гвардия, превышающая нас количеством и вооружением, подавляла одним своим видом и готовностью пустить в бой мушкеты наше желание.

– Время восхитительного завтрака! Вам нужны силы, чтобы беспрекословно выполнять мои поручения, – вывалил Генерал, примостившись возле входа в сарай.

Солдаты стрелой ворвались и окружили смирившихся. Через ворота сарая вереницей начали продвигаться заключенные, получая от Психолога подбадривающие кивки, с полной лукавства улыбкой.