Ещё вчера вечером я отдал приказ Сьюзен сообщить Лине об отъезде, а минуту назад отправил её выпустить дикарку из комнаты, так как нам пора отправляться в аэропорт.

Будучи полностью уверенным, что со мной она не сможет долго играть роль покорной девочки, как делала это все дни с прислугой, я смотрю сейчас неотрывно в серый городской пейзаж за окном и прыгать не прыгаю, но стереть с губ дурацкую улыбку не могу, предвкушая, как вновь столкнусь с её диким нравом, в котором под напускной, фальшивой смиренностью безусловно царит вселенский хаос. Как услышу очередные колкие фразочки, провоцирующие во мне ядерный взрыв ярости. Как буду упиваться её демонстративными стараниями дать мне понять, какой я ужасный монстр, как не любит меня, не хочет и всем сердцем терпеть не может, пока я в её синем взгляде буду считывать всю истинную правду.

Говорю же: я точно конченый псих, раз начал торчать от всего этого. С другими женщинами я с подобным возмутительным поведением никогда не сталкивался и всегда был безгранично рад этому. Однако вечная дерзость дикарки во время исполнения моих приказов — чистая наркота, кайф, нирвана. От одного лишь предвкушения нашей очередной перепалки у меня прям все волоски на теле встают дыбом, точно от мелких разрядов тока. А стоит услышать ритмичное цоканье каблучком по ламинату, что по мере приближения ко мне в разы обостряет все симптомы «очарования», и я вмиг понимаю — моя бедная измученная пленница уже совсем рядом.

– Привет, – с ходу здоровается Лина.

Твёрдо, звучно, с чётко слышимой радостью, вводя меня в некоторый ступор.

Неужто вечно негодующая ведьма тоже ждала нашей встречи?

Отдаю все моральные силы, чтобы не проявить перед девчонкой весь пи*дец, что она во мне поневоле вызывает, и оборачиваюсь к ней, моментально встречаясь с изумительной картиной.

Мало того что Лина ярко и вполне естественно улыбается мне, что на неё никак не похоже, так ещё ни на какую несчастную пленницу и уж тем более замученную бедняжку она и близко не походит. Как и на себя — тоже. Это странно, но я даже не сразу её узнаю.

Лина всегда казалась мне красивой — будь она в пацанском тряпье или же изнеможённой, бледной худышкой, но сейчас я в прямом смысле дар речи теряю от её сногсшибательной красоты.

За всё то время, что я её не видел, изящная фигурка дикарки приобрела более сочные, аппетитные формы, лицо вернуло себе живость и здоровый цвет, обычно волнистые волосы вплоть до талии спускаются блестящими ровными прядями, а сама она в целом прямо-таки расцвела, как грациозная роза, с лепестков которой мне теперь хочется пылинки, сука, сдувать.

Вот же чёрт! Начинается, бля*ь… А точнее, ещё больше ухудшается. Минута не прошла, а я уже плыву, как масло в сковородке, всего лишь от взгляда на неё. И следом едва не шиплю от резко нахлынувшего в теле жара, когда Лина делает медленный оборот вокруг своей оси, показывая мне со всех сторон свои соблазнительные изгибы, выгодно подчеркнутые элегантным платьем.

Кремовая ткань немного не доходит до колен, с широкими бретелями и скромным декольте, которое с лёгкостью можно сделать в разы откровенней или вовсе раскрыть полностью с помощью дразнящей молнии во всю длину платья.

Расстегнуть. Выбросить тряпку нахрен. Развернуть девчонку задом. Пройтись языком по каждому её позвонку. Достигнуть попки. Сжать. Смять. Отхлестать. Расцеловать. Проникнуть. Умереть от кайфа.

– Тебе нравится? – вырывая меня из секундного погружения в мир моих фантазий, спрашивает Лина и в ожидании ответа смотрит на меня с искренним интересом.

Но, увы, по моему бесстрастному лицу ей никак не прочесть, что мне не просто нравится. Я в полном ауте от её непривычного для дикарки образа светской львицы, а член мой сейчас разорвёт ткань брюк в желании отыметь её в этом платье и без, припечатав к окну, к стене, усадив на стол, бросив на диван, нагнув... ну, в общем, вы поняли. И это настоящая трагедия, потому как я совсем не уверен, что всё это уже могу с ней сделать, не навредив ей.