Мгновенно одевшись, он кинулся в радиорубку. Серега-радист, сменщик, встретил Пашку с выражением удивления.

– А ты чего, Паш? Уже нагулялся? Твоя смена завтра с утра, иди спи!

– Почему мы не в порту? – в отчаянии Пашка не говорил – кричал.

– А ты не в курсе? – поднял брови радист. – Вроде все уже знают. Уходим в Находку, там загрузка лесом и… на Японию! Я-по-на мать! Класс, правда? Ждем последних ребят на рейде, кто не вернулся с вечера. Катер за ними уже отправили, так что к полудню уходим.

Сердце упало. Все планы и мечты рухнули в одну секунду. Пашка брел по корабельной палубе и не мог поверить в случившееся. Представлял, как Танечка приходит сегодня на свидание, ждет его, ждет долго, стоя на площади у театра, на пронизывающем ветру, в своей легкой холодной курточке. Представлял, как она мерзнет, но не уходит, потому что он, Пашка, не может обмануть! Дурак, идиот! Не мог назначить свидание в каком-нибудь другом месте, где не так холодно, и где ветер не свистит над головой! Он проклинал себя за такую неосмотрительность. Сердце его разрывалось от боли и тоски, от жалости к себе и Танечке, но изменить он ничего не мог. Не мог даже ей позвонить – некуда. Телефона в ее доме не было, как и во многих домах того времени. Встреча откладывалась на очень долгое время. Если, конечно, вообще Татьяна захочет с ним встречаться после такого обмана.

День прошел как в тумане. Пашка лежал на кровати с закрытыми глазами. Он не спал. Он вспоминал вчерашний вечер. Ему казалось, что Танечка здесь, рядом с ним. Они лежат, обнявшись, в его тесной кровати, и он читает ей свои стихи. Стихи! Слова как-то сами начали быстро складываться в строчки, строчки полились ручейком:

Он лежал и видел ее снова и снова. Боялся открыть глаза, боялся, что видение исчезнет. И каждый раз, когда представлял ее, стоящую на холодном ветру, сердце его снова и снова сжималось от нежности и жалости. Он посылал ей сигналы тепла и любви – свои стихи, в надежде, что она услышит и поймет. В конце концов, он – моряк. А у моряков в жизни полно неожиданностей. Ну должна же она догадаться! Думать по-другому не хотелось.

Вечером, прихватив с собой бутылку того самого армянского коньяка за пять рублей, Пашка пошел в радиорубку. Заступать на смену было еще рано, но сидеть одному в каюте было невыносимо. Ребята обрадовались – дорогой коньяк, да еще и «на шару»! Разлили коньяк по рюмкам, произнесли тост и… Дверь в радиорубку отворилась – вошел капитан. Морячки струхнули. Коньяк повис в воздухе. Капитан, не обращая никакого внимания на их смущение, огляделся, снял телогрейку, присел.

– Что празднуем, орлы?

– Да вот… – замялся Серега, – Павел угощает. Не желаете присоединиться?

– Нет, спасибо, ребятки, – капитан отмахнулся, – я по делу. Личному. Где тут у вас ручка или карандаш? Радиограмму отбить надо.

Серега подскочил, засуетился. Нашел ручку и лист бумаги, всунул капитану. Усевшись поудобнее, капитан начал писать под всеобщее молчание. Рюмки с невыпитым коньяком стояли на столе. Пашка смотрел на капитана и размышлял о том, что почему-то в кино и по телевизору моряков всегда показывают в полной выправке, при параде, в форме и с погонами. А в жизни все не так. Вот сидит перед ним капитан в обычной робе, в тапочках, телогрейка рядом лежит. Встретишь на улице и никогда не скажешь, что перед тобой капитан большого судна!