– В том смысле, – перебил его Ретен, – что ты полукровка? И дар у тебя тоже может оказаться на самом деле не таким, как у чистого ресса?

– Именно! Из-за той доли отцовой крови, что делает меня еще и лордом. А там даров не бывает по определению.

– Н-да… Главное, и сравнить ведь не с кем, других таких нет, – и вдруг сбился на полуслове, увидев, как дернулась Эрс. – Простите, ресса.

Прощение им было за что просить. Прежде чем начинать разговор, Ретену стоило вспомнить, что метисом был и сын Эрселин тоже. А лишилась она его и по их вине тоже.

– Сдается, папенька, пришло твое время приносить рессе повинную голову, – нарушил неловкую паузу Пепел.

– Хочешь сказать, что сам уже? – удивился Ретен.– Приносил?

– Уже, – кивнул он. – Вот только ресса от столь сомнительного подарка отказалась. Я прощен.

Кажется, Ретен и вправду задумался, не встать ли на колено прямо и здесь и сейчас – оттягивать неприятное он сроду не умел, но сделать что-либо просто не успел – вмешалась сама Эрс:

– Эрдари, – развернулась она так, чтобы оказаться с Пеплом глаза в глаза, – тогда я сказала тебе, что должна не прощать, а благодарить, но сделать это пока не готова.

– Я помню, – кивнул он еще раз.

– А сейчас готова, – Эрс продолжала держать его взглядом. – Благодарю.

И тут же обернулась к Ретенауи.

– И вас благодарю, сиятельный ресс, – формула обращения была подчеркнуто традиционной, ей явно не хотелось, чтобы в этом вопросе оставались хоть какие-то неясности. – Когда в той конторе убивали измененного, моего сына давно уже не было. Спасибо, что вы окончательно прекратили… это.

Ретен медленно кивнул, принимая благодарность, потому что точно знал: Эрселин не лукавила. Соврать ему было невозможно – тот самый дар, что так тщательно скрывал он сам. Дар безошибочно чуять правду.

На минуту в палате повисла гулкая тишина, за которую в памяти не умевшего забывать Дари разом пронеслись события той страшной ночи. Когда измененный сначала сорвался, залив кровью контору поверенных, а потом уже сам Пепел разворотил ему спину, вогнав в нее полную револьверную обойму.

В тот момент Эрдари не знал, чей это сын. А если б и знал – разницы все равно бы не было. Потому что Эрс права: измененные – это уже не люди, не чьи-то там дети. Это твари. Сделанные из искалечных рессов с одной-единственной целью – не рассуждая рвать глотки по первому же слову своих хозяев. Страшно рвать! Пепел видел. Сам.

Но больше их делать не будут – Ретен об этом позаботился. Все бумаги уничтожены. Все! Так что благодарность ресс сейчас принимал с полным на то правом.

Вот только Эрселин…

Тишина в палате с каждой секундой становилась все звонче. Было ощущение, что сейчас лопнет какая-то до предела натянутая струна и станет совсем плохо. А как это прекратить, Пепел не понимал: шуточки тут явно не годились.

Но все-таки обошлось – им всем очень и очень повезло. Сначала вроде бы без причины насторожился Валент: выпустил из рук пальцы Эрс и начал вставать. А потом дверь в палату без стука распахнулась, и на пороге показался запыхавшийся санитар.

– Ресс Ретенауи? Простите, еле вас нашел. Пойдемте скорее, там господин Пимаш очнулся. И очень хочет с вами говорить.

– Да, конечно. – Ретен поднялся.

– И я иду, – шагнул к нему насторожившийся Штопор. Пепел чуть не воочию увидел, как ищейка внутри декана сделала стойку.

Возражать против такой компании было глупо, и оба быстро выскочили из палаты.

– Равеслаут, – задумчиво посмотрела им вслед ресса, – я, пожалуй, тоже пойду. Кое-что сделать надо. А тебе пока лучше поспать.

– Не лезет в меня уже это ваше поспать! Сколько можно?