Я часто бегал на полевой стан с Шуркой. Нравилось. Особенно в ночное время. Огромный навес под соломенной крышей. Кое-где электрические лампочки горят от передвижной электростанции. На земляном полу, укрытом брезентовым полотном, огромные кучи зерна пшеницы. Их несколько. Кругом всё шумит, гремит. Работают, почти одни женщины в дождь и жару, грязь и холод, разных возрастов и подростки с ними старенький всё видавший комбайн. Неспособный самостоятельно передвигаться, «заякорил». Они с Матвеичем теперь «дружбаны». Хоть и списаны подчистую, сдаваться не хотят. Время такое, помочь надо.

Матвеич хромает, раскачиваясь в обе стороны. Одна нога короче другой. В финскую крепко зацепило. Чуть не замёрз в глубоком снегу. Нашли случайно. Выжил. Отменный механик, мастеровой. Для колхоза цены нет. Мы с Шуркой тоже не бездельничаем. Не затем сюда пришли. Снопы к комбайну волоком подтаскиваем. Он старый, а заглатывает их, только успевай подавай. Два крепких парня-призывника, распускают снопы на барабан. Они исчезают, словно в топке. На выходе течёт золотое зерно пшеницы. Девчата деревянными лопатами отбрасывают, собирая в кучи. На другой стороне навеса, снопы обмолачивают ручной молотилкой. Ротор барабана вращают по два человека – подростки и женщины. Мы с Шуркой попытались – не получилось, силёнок мало. Деревянные лопаты нам по силам. Однако быстро устаём.

Если хлебное поле скошено и убрано, на него запускают учеников школы, собирать колоски. Ни одного колоска не должно остаться на стерне. За этим строго следили «товарищи».

Вчера прошёл небольшой дождь. А сегодня во второй половине дня все ученики вышли на сбор колосков. При себе: кошёлки, котомки, сумки. Куда собранное можно складывать. Бродим по грязному полю. Прочёсываем. Почти ничего нет. Только хитрые суслики выглядывают из нор, ехидно улыбаются. Они ещё вчера подобрали всё, что колхозники потеряли. Неожиданно натыкаюсь на нескошенную, узкую полоску стеблей с колосьями, вдавленную колесом в грязь. Вот повезло, думаю. Колея полна воды. Тянусь рукой, чтобы достать крупный колос. Ноги покатились, сижу в луже. Обидно до слёз. Вставать не хочется. Под ложечкой появилось неприятное ощущение голода, подташнивает. Сорвал колосок, растёр в ладонях. Тугие зёрна пшеницы жую долго с усилием. Рядом никого. Медленно выползаю из грязи. Во всём теле слабость. Полурваные сапоги, ноги промокли, штаны грязные. Ну и пусть. Мелькнула чёрная мысль: «Надо запомнить место». Ранней весной колоски можно собрать, если не опередят суслики. Моя сумка почти пуста. У других не гуще. Адька насобирал больше всех, повезло. Усталые, голодные тащимся домой, едва переставляем ноги.

Дни осени Александру Сергеевичу Пушкину были милы. Конечно! Он осенью гулял по аллеям собственного парка, а мне – «товарищ дорогой», пришла пора картошку выкопать до холодов. Дровишки на долгую зиму заготовить. Сенцо для коровёнки с луга вывезти. И ещё чего много, много сделать. Иначе не выжить. Кто пытался – не получилось.

Бабье лето коротко – не зевай. С утра прохладно, лёгкий иней на земле. К полудню теплынь. Солнышко щедро светит, у него каникулы скоро наступят. Паутина деревья покидает, летит куда-то, торопится. Журавли точно знают куда, нам крылом машут, прощаются до весны печальным кликом. Вот бы с ними. В далёких теплых странах побывать. Мир посмотреть. Сравнить где лучше. А если где лучше, почему такая несправедливость на земле водится. Одним тепло и сыто, другим холодно и голодно. Несправедливо!

Размечтался, глядя в голубое небо. Сладкие грёзы прервал голос Адьки: «Чё зеваешь? Смотри, отстал на сколько рядков!»