Пациент больше ничего не говорил несколько дней.

***

Алан увидел в Елене родственную душу и потянулся к ней. Она не была против. Несмотря на людей вокруг, круглосуточный надзор и скромную заботу, они оба чувствовали одиночество.

На самом деле изменилось не так много, и произошло это не так быстро. Дни тянулись для Алана так же, как было раньше. Но теперь их заполнило яркое оранжевое сияние. Они постепенно сошлись и стали проводить все свободное время, которого было с избытком, вместе.

Доктор Мортимер считал, что солнце – прекрасный помощник в деле выздоровления, поэтому постоянно, иногда почти насильственно, выгонял всех из отделения во внутренний двор лечебницы.

Они гуляли вместе. Алан чаще рассказывал о своих видениях: он описывал огромный космический корабль, висящий над больницей, подробно объясняя, как от него отрываются легкие шаттлы, как они стремятся к земле и снова рвутся в небо. Он говорил о деревьях, которые, встряхнувшись, скидывают с себя листву, вытаскивают огромные корни-ноги и идут через весь двор, чтобы поднять маленького птенца, выпавшего из гнезда, и посадить обратно к растроганной матери.

Елена смеялась, говорила, что у него хорошее воображение. А затем рассказывала о своих путешествиях: как побывала в разных уголках света, как живут люди, как они страдают и как надеются на лучшее.

Алану нравилось ее слушать, он был готов молча сидеть с ней рядом и внимать чему угодно. Она могла бы говорить, как правильно цеплять пряжу крючком во время вязки свитера, и он все равно наслаждался бы каждым звуком.

Постепенно осень перекрасила мир в желтые краски, за ней пришла неожиданно холодная зима. Выходить на улицу стало неприятно, но даже так они иногда выбирались на свежий воздух, но молчали оттого, что он царапал горло.

Вместо этого в стенах отделения выстраивался скромный уют, в центре которого, как казалось Алану, находились они с Еленой. Все постепенно, осознанно и не очень, тянулись к их мнимому равновесию.

– Так того и гляди скоро мне не останется работы, – наигранно ворчал доктор Мортимер.

Алан бахвалился перед ним, гордясь достигнутым, хотя его и посещали смутные сомнения, что он был почти ни при чем. Врач хлопал его по плечу и улыбался, но в короткие моменты просвечивал глазами насквозь, устало поправляя очки. Хотя постепенное улучшение состояния самого Алана доктор Мортимер не отрицал. По наблюдениям персонала, парень больше не проявлял каких-то особых отклонений, не отвлекался на воображаемые раздражители и более вовлеченно взаимодействовал с другими, впервые со времен своего поступления. Сам же Алан ничего не замечал. Его интересовала только Елена, и больше он не думал ни о чем.

Однажды, ближе к Новому году, они гуляли во дворе. На часах был еще день, но усталое зимнее солнце уже валилось за горизонт. Они молча стояли, окруженные последними сияющими на снегу лучами, и наслаждались моментом. Елена ухватила его под руку и положила голову на плечо. По телу Алана пробежало электричество, лицо растянулось в широкой улыбке, и ничто больше в мире не было важно.

– Значит, вот эта парочка? – кивнула доктор Стоун, наблюдавшая за пациентами с третьего, верхнего, этажа лечебницы.

– Да, они.

Доктор Мортимер смотрел на пару через соседнее окно. По сравнению с высокой и плотно сложенной доктором Стоун, он казался маленьким и щуплым, и несмотря на то, что это был его кабинет, он не чувствовал себя в нем главным.

– По-хорошему, выписать надо не его, а ее.

– Она не обсуждается. Еще раз что-то подобное скажешь – и можешь писать заявление по собственному, – сверкнула Стоун темными глазами.