Мермоз сожалеет о том, что так поспешно составил свое мнение об этом летчике. Когда приземляются остальные самолеты, он встречает на поле каждого пилота, одному за другим жмет руку и каждого поздравляет с выполнением задания.

– Приглашаю вас всех в столовку, на кружку пива за счет недотепы-сержанта!

По дороге в ангар его встречает капитан.

– Капитан, знаю, я там наверху немного переборщил. Знаете, как это бывает, увлекаешься…

Офицер невозмутимо смотрит ему в глаза.

– Этого больше не повторится, капитан.

– Очень на это надеюсь. Здесь у нас не цирк с конями. – Тем не менее командир эскадрильи не может сдержать улыбку. – Как бы то ни было, людям не мешает иметь возможность иногда и развлечься.

Офицер разворачивается и уходит, и Мермоз вздыхает с облегчением.

И уже идет в столовую, когда за его спиной звучат шаги – кто-то торопливо догоняет его.

– Стоять! Это приказ!

Тон – злобный, голос – хриплый. Мермоз закрывает глаза, проклиная свою горькую судьбу, потому что, даже не оборачиваясь, он уже знает, кого перед собой увидит: смуглое лицо, тоненькие усики, словно углем прорисованные, бешеные глаза.

– Пеллетье…

– Встать смирно перед офицером, идиот!

Мермоз косится на новенькие, с иголочки, нашивки лейтенанта и, сжав зубы, вытягивается перед ним.

– Так ведь и знал, что это ты! То, что ты там в небе накуролесил, вполне тянет на военный трибунал. Что ты себе вообразил – что ты имеешь право рисковать жизнью военнослужащих и сохранностью армейского имущества? Что ты, дубина стоеросовая, хотел нам показать?

Мермоз хранит молчание.

– Тебя арестовал командир эскадрильи?

– Никак нет.

– Ты хотел сказать: никак нет, господин лейтенант! Я подам рапорт о твоем безответственном поступке, а также о проявленном неуважении к вышестоящему.

Редко когда Мермоза охватывало такое жгучее желание кого-нибудь придушить, сделать из него комок бумаги и вышвырнуть в урну.

Он закусывает губу, чтобы не броситься на Пеллетье, который разворачивается и идет прочь, тряся головой в праведном гневе.

В столовой Мермоз заказывает себе три кружки пива и опустошает их в три глотка. Половиной летчиков эскадрильи его приглашение принято не было, очевидным образом вследствие обиды на то, как с ними обошелся этот черт знает что о себе возомнивший сержант, свалившийся на них как снег на голову. Остальные смотрят на него с некоторой опаской, за исключением ефрейтора Гийоме, который спокойно попивает пиво мелкими глоточками, словно чаек прихлебывает. Кое-кто из сослуживцев поздравляет мирно выглядящего ефрейтора с отличным полетом, но в ответ он только кивает, не придавая поздравлениям никакого значения.

– Гийоме, и как же тебе удалось не слезть с хвоста сержанта? – спрашивает у него летчик, искоса поглядывая на Мермоза и явно желая подчеркнуть славную победу товарища над этим слишком много о себе понимающим сержантом.

Мермоз знает, что будет вполне справедливым дать возможность местным летчикам, заявляющим о своих правах, отпраздновать победу. Гийоме на секунду прикрывает глаза, словно засыпая, а потом негромко произносит:

– Да это пустяки, ничего особенного. Самое трудное делал сержант. Это ему приходилось продумывать каждое движение, сочинять все на ходу, да еще и управляя самолетом. А мне всего лишь оставалось его копировать.

Мермоз, допивающий уже четвертую кружку, останавливается и с любопытством поднимает на него взгляд. Сначала тот преподал ему урок пилотирования. Теперь преподносит ему урок скромности. Мелькает мысль, что этого человека он недооценил.

– Предлагаю тост за ефрейтора Гийоме! – Все с удовольствием тост поддерживают, и Гийоме чокается с ним своей кружкой, все еще почти полной, смущенно улыбаясь.