– Орудие на изготовку! Пли!!!

Дионис, подскочив, рьяно добирался до Эрота. Юный мерзавец, уворачиваясь от мощных кулаков Диониса, пальнул, но думая, что не попал, пальнул еще раз.

Для Геры и ее спутника наступила темнота.

– Отдать концы! – просипел Гермес, вылезая из-под стола.

– Чего отдать? – не понял Эрот.

– Давай отнесем этих двоих к тому парню, что привел их сюда, – пояснил заговорщик.

– А возьмет? – хмыкнул второй.

– Его судьба уже предрешена. В моей диспозиции он первый, – уже полностью оправляясь от пережитого ужаса, потирая руки, пафосно произнес Гермес. Взглянув на два бездыханных тела, ухмыльнулся: – Ай да я. Ловко как я их… дезавуировал.

Савва никак не мог сообразить, чего хотят от него отец Гермий и его молодой помощник, вытаскивая из церкви бездыханные тела Геры и ее брата. Гермий бегал вокруг Саввы и уверял, что помощь этим двум безумным богоугодное дело, и тот просто обязан позаботиться о них, пока Гера и ее братец не восстановят память. Их бессознательное состояние священник объяснил актом экзорцизма.

Савелий искренне не мог понять, почему, имея на руках двух, мягко сказано, пьющих сестер, он должен забирать этих полубезумных. Хотя… эта женщина была прекрасна.

– Хорошо, пакуйте, – решился Савва.

– Великолепно! – вздохнул с облегчением отец Гермий. Непонятно почему, нервно стал подхихикивать дьячок, и поп двинул тому по лбу.

«По-моему, у меня дежавю», – подумал Савелий, наблюдая, как размещают спящих Геру и Диониса на заднем сиденье его автомобиля.

– Что делать? Чего делать-то??? – Гера после коварного расстрела Эротом ее бедного сердца даже причитать стала как-то по земному, по-бабьи. – От стрел Амура еще никто не уходил, – продолжала причитать она. – Я же умру от любви к этому земному.

Дионис с интересом смотрел на женщину, которая еще день назад внушала ужас всему Олимпу.

– Конечно, в тебя не влюбиться невозможно…

– Да??? – закокетничала богиня.

– Прекрати эти ужимки! – рявкнул Дионис.

Гера обиженно поджала губы.

– Может, все бабы и богини, но такие дуры, – разумно констатировал бог.

– Значит так, – продолжал он, – действовать будем как обычно, по схеме. Распечатаем амфору, а там…

– Чего-нибудь придумаем, – обрадовано закончила за него Гера.

Дионис крякнул, но промолчал. Потом, спохватившись, схватился за сердце.

Открылась дверь, и в комнату вошли Татьяна и Ольга. По проступающей пугающей бледности на лице у бога Гера поняла, что ему будет в два раза тяжелее.

Распечатывание амфоры началось как-то настороженно. Сестры-то согласились с радостью, тем более что им обеим ужасно нравился этот мужчина в странных сапожках. Говорливый и очень остроумный, он явно умел нравиться женщинам. Просто иногда у него появлялся какой-то растерянный взгляд, и он переводил его с Татьяны на Ольгу и наоборот. Дольше всего пришлось уговаривать Савву. Врал Дионис, конечно, мастерски, приплетая все психологические и остальные приемы, которые только возможны при манипуляции сознанием. Потом решили, что у Геры день рождения, и Савва сдался. Сестры быстренько сообразили на стол, и все удивлялись, откуда их странный гость достает бутылки. Эту тайну Дионис решил оставить на потом, потому как у любящего мужчины, как он сам нарек себя потихоньку, не может быть тайн от любимых женщин. Но это позже. В том, что Татьяна и Ольга страстно полюбят его, он не сомневался ни на йоту.

Гера почему-то онемела в присутствии Савелия и сидела какая-то пришибленная. Впрочем, Савва тоже смотрел на нее во все глаза, но пока молчал.

После пятого тоста ситуация резко изменилась. У совершенно непьющего Саввы похотливо сузились глаза, и он, расправив и без того широкую грудь, походкой пьяного индюка направился к Гере. Дионис, подумав, что еще рано, попытался его остановить, но, получив второй раз за последние несколько дней между глаз, решил действовать по принципу «я все-таки бог», поставил блок, на что вдруг услышал: «Мужик! Я тебя уважаю. А сестру твою люблю!» Бог виноделия, настраивая себя на великий гнев, вдруг услышал, как его девочки, то бишь две сестры, которых он уже два часа как называл своими девочками, дурными голосами запели: «Это не мое… Ой, это не мое», – причем в конце фразы почему-то добавляя букву «Б».