Ваха заходит ко мне без стука и говорит:

—Я не понимаю, почему мои пацаны должны тратить свой ресурс на нее, — он не умел скрывать свое недовольство, и, наверное, имел на это все права. Я и правда перешел грани разумного и допустимого, приказав своим людям наблюдать за ней в клубе. Просто наблюдать. Я не мог находиться рядом, но хотел удостовериться в том, что она в безопасности. Конченный идиот, но что с этим сделать?

Сжав челюсть, я достал из кармана портсигар. В последнее время я начал много курить, иначе справиться со всем не мог, не знал как.

—Не думал, чтобы указания теперь нужно обсуждать.

—Нужно, если они совсем уже выходят за рамки, Белый. Трахнул бы ее и дело с концом, нет, придумываешь тут хитросплетения. У меня другим голова забита, мне не до твоих соплей.

—Рот закрой, — сжав руки в кулаки, я выплюнул своему другу.

—Я закрою, вот только ты херню творишь. Когда уже поймешь это?

—Новости, — процедил я, понимая, что он все равно мне расскажет, что и как. Доложит.

—Нет новостей, не появляется она в клубе.

Отлегло сразу. Не место ей там, не место.

—Уволилась?

—На неоплачиваемом больничном. Деталей не знаю. Не поехал узнавать, чтобы еще там сопли подтереть, — ехидненько ответил друг.

Заболела. Меня должно было успокоить появление Вахи, но вместо этого я лишь больше окунулся в переживания насчет девочки, которая и не моя.

МАША

Я взяла больничный, если это можно так назвать, конечно. Отпросилась с работы, наврав про ОРВИ, что для официантки равно отгулу по уважительной причине. На самом деле, я нигде не была, просто вставала с кровати, пила воду, заставляла себя выйти на кухню и приготовить что-то простое из всего того, что имелось там. А как можно понять, еды там практически не было. Отец по большей части пропадал, я не знала, ни где он, ни с кем он, ни как он. Периодически я слышала возню в соседней комнате, так и понимала, что он приходил, уходил.

В голове был полнейший туман, от которого я слабо соображала, а головная боль вдруг сроднилась со мной и стала одним целым с телом. В какой-то момент я наткнулась на отражение в зеркале, и дыхание мое перекрылось. Я не узнавала ту изможденную девушку синяками под глазами, что были темнее ночи. Судорожно вздохнув, мои пальцы осторожно коснулась иссиня-черной кожи, все это время я не дышала.

Смотрелось скверно, жутко и так нереально, словно не со мной. Губы были белыми, а лицо стало впалым, высохшим, о глазах и говорить не стоило. Они раньше были большими, что всегда меня немного смущало, а сейчас были просто огромными.

Внезапный настойчивый стук в дверь отвлек меня, вернул в реальность. На ватных ногах я подошла к старой пошарпанной двери, привстала на цыпочки и попыталась посмотреть в глазок, но рассмотреть звонившего так и не смогла. Каким-то остатком своего затуманенного мозга я подумала, что это мог бы быть Ваня.

Конечно, он звонил мне каждый день, а я мастерски прикрывала реальное положение вещей осипшим голосом, который у меня получался достаточно неплохо, парень и приехать хотел, но я все отговаривала, ссылаясь на то, что через пару дней выйду на работу, и все будет хорошо. Вот только вчера и сегодня я уже не отвечала на звонки…

И дверь открывать не собиралась.

—Я тебя слышу, открывай, — уверенный голос принадлежал не Ване…Стук возобновился, теперь вибрация от таких ударов прошивала мое тело насквозь.

Отступив от двери, я запрятала руки за спину, как нашкодивший ребенок.

—Очень громко дышишь, открывай, я же все равно зайду, меня закрытая советская дверь точно не остановит, а нам надо поговорить, — продолжил Белов, а у меня волосы на затылке встали дыбом. Почему-то стало страшно, поистине страшно, что он увидит меня в подобном состоянии. А еще был стыд, что я допустила такую ситуацию. Вот только зачем нам говорить? Все и так было достаточно очевидно и понятно.