Ефим заглянул ему в глаза – и невольно отшатнулся. В них полыхали языки пламени, готовые вырваться наружу.

18 лет спустя

Клубы табачного дыма плотным слоем застилали гостиную старинного барского дома на окраине Белого города. Тихий августовский вечер проникал сюда лишь приглушённым светом через тяжёлые занавеси, не нарушая уюта. Сквозь пелену дыма проглядывала обстановка, под стать дому: вдоль стен стояли дорогие диваны и кресла, обтянутые шелком и бархатом. Мебель из красного дерева поражала тонкой резьбой и позолотой, а пышные меховые и атласные подушки дополняли её изысканность.

В центре гостиной располагался круглый стол, накрытый скатертью ручной работы. Его окружали резные стулья с мягкой обивкой. На стенах, между зеркалами в золочёных рамах, висели канделябры, чьи свечи отбрасывали блики на хрустальные подвески. Над всем этим великолепием возвышалась массивная хрустальная люстра, наполняя зал мягким, рассеянным светом.

Окна украшали тяжёлые шелковые драпировки с кистями и шнурами, скрывающие вид на сад. Между окнами находились камины с ажурными порталами, придавая обстановке ещё больше уюта.

Сегодняшний вечер был особенным для хозяина дома – графа Семёна Семёновича Шуйского. В день своего рождения он не стал устраивать пышного торжества, но пригласил полсотни самых близких друзей. Гости щедро осыпали его поздравлениями, вручали роскошные подарки и желали долгих лет жизни. Столы ломились от изысканных блюд, а вино и шампанское лились рекой.

Семён Семёнович, высокий мужчина с чёрными, словно вычурно нарисованными гусарскими усами, не был поклонником подобных праздников. Несмотря на уважение к своим друзьям, которых у него было немало, граф предпочитал сдержанное одиночество. Ему казалось, что только наедине с самим собой он обретает подлинное умиротворение.

Как бы то ни было, сегодня граф сделал исключение. На свои прожитые полвека Семён Семёнович решил собрать близких ему людей под одной крышей. Иногда, думал он, надо жить не только для себя.

– Я как вот это… я как-то вот это… – пьяным, слегка заторможенным взглядом Эдуард Ефремович Котов, сорокасемилетний управляющий Государственным банком, всматривался в лицо хозяина дома.

Семён Семёнович терпеливо ждал продолжения, но так и не понял, что его друг пытался сказать. Когда же тот пошатнулся, граф с ловкостью подставил ему мягкое кресло, плавным движением направив Эдуарда в нужную сторону.

На пол из рук управляющего выпал недоеденный бутерброд с чёрной икрой. Граф тяжело вздохнул. К середине вечера он всё чаще жалел, что решился отметить свой юбилей. Порядок был для него принципиально важен, а сейчас вокруг царил сплошной хаос.

Семён Семёнович снова взмахнул рукой, и бутерброд аккуратно поднялся с пола, обронив на паркет несколько икринок. Через мгновение он исчез, будто его никогда и не было.

Граф бросил взгляд на Эдуарда Ефремовича: управляющий Госбанком уже мирно спал в кресле.

– Отдыхайте, – негромко произнёс он, похлопывая друга по плечу. Пусть спит. Проснётся, придёт домой – там жена ему взбучку устроит.

Семён Семёнович прошёл к окну. Во дворе, залитом мягким светом фонарей, всё выглядело тихо и спокойно. Он заметил вдалеке тёмную фигуру, направлявшуюся к дому. Улыбнувшись, граф решил вернуться к гостям.

По хорошо освещённой зелёной аллее, медленной походкой, шёл молодой человек в строгом чёрном костюме. На его голове возвышался цилиндр, а испещрённые рубцами от ожогов руки скрывали плотные кожаные перчатки. Пальцы то и дело сжимались в кулаки – старые раны зудели, напоминая о себе. Управлять огнём и не обжечься хоть раз – задача из разряда невозможного.