Я вздохнула и загрустила по ней. Хоть бы с ней правда всё было хорошо! С дурындой этой…

Задумчиво, как призрак замка Кентервиль, я выбралась из каморки и обошла чужие владения. Сумасшедший день клонился к сумеркам. И вокруг было изумительно: нежные ласки ветерка, запах моря и цветов. Сад волшебный! Розы крупными головками покачивались в такт льющейся со второго этажа релакс-музыке. Беседку увивали лозы, украшенные фиолетовыми цветками страстоцвета. Распускался белыми граммофончиками дурман, опьяняя сверчков.

Небо над крышами домов и над морем медленно становилось густым, словно в акварели добавляли краску: от аметистового до персидского синего, перетекающего в тёмное индиго на востоке. Зажглась первая звезда. И на западе – там, где растворился закат, разлились оттенки зелёного.

Горы за Севастопольским шоссе темнели оттенками мхов, постепенно погружаясь в чёрный. Когда мне хорошо, я могу часами рассматривать оттенки, пробовать на вкус полутона, но ещё больше мне нравится чувствовать разные поверхности.

Закрыв глаза, я провела ладонью по краям куста. У каждого листика свой характер: нежные, как младенцы, на концах ветвей; ниже бывалые, заматеревшие, жестковатые, но живые. А вот рядом шероховатые, с пушком на обратной стороне, а эти колются…

Эх, как давно я не занималась творчеством! Словно запретила его себе, вычеркнула, как и саму себя из жизни. Но она ведь идёт, не важно, согласна я с ней или нет.

И вдруг благостную тишь сада разорвал звонок. Я чуть не выронила телефон от неожиданности, поймала его над самой землёй, нырнув в розы.

На экране высветился незнакомый номер. «Похитители? Где брать денег на выкуп?» – мелькнуло в моей голове, и я свайпнула звонок вверх. С экрана на меня смотрела перебинтованная голова.

– Настя? – опешила я, опознавая в лице с расплывшимся фингалом свою подругу. – Что с тобой сделали?!

– Тшш, – она приложила палец к губам и заговорщически оглянулась. – У меня отобрали мобильник, как я ни просила… Я стянула потихоньку чужой…

– У похитителей? – сглотнула я.

– Да каких похитителей?! – громким шёпотом возмутилась Настя. – У медсестры из кармана. Говорят, при черепно-мозговой травме нельзя ни в экран смотреть, ничего теперь вообще нельзя…

– А что с тобой? – похолодела я.

– Да прикинь, надо было не клясться чем попало! Горшком цветочным приложило.

– Ой… Джон настолько не рад был тебя видеть?

Настя прыснула, тут же скривилась и шепнула в камеру.

– Наоборот, очень рад! Мы просто к декоративной колонне прислонились. Не рассчитали, что горшок с пантамусом на постаменте не литой был. Да и колонна дрянь, кто так делает? Горшок раскачался и в самый неподходящий момент…

Мои щёки вспыхнули. Я вспомнила о наших с Люсей обзвонах по больницам.

– Ясно. Но тебя ни в одной крымской больнице нет, мы искали… Куда приехать?

Настя виновато закусила губу:

– Никуда. Я не Крыму…

– А где?! – вытаращилась я.

– В Москве.

– Как ты там оказалась?!

– Ну… у Джона рейс как раз был, а в Москве Милен моя любимая выступала, только один концерт! Я б уже вернулась, честное слово! Может, даже, к утру и вышло бы, хотя… Я так хотела, чтобы как в «Красотке», помнишь? На частном самолёте и в оперу… в красном платье… Ничего, что у меня синее.

– Настя-я… – прорычала я.

Она невинно заморгала заплывшими глазами.

– Прости, любимая, дорогая… Но такое же один раз предлагают – на самолёте и на концерт… Правда, обратно уже самой. Представляешь, билет пропал. Так жалко!

– Настя-я! Я не знаю, что с тобой сделаю! – уже не так зверски прорычала я, а потом добавила, волнуясь: – А что врачи говорят? Опасная травма?