Итальянец задумчиво рассматривал цветы. Громила рядом с ним не проронил ни слова, стоял, как статуя. Только улыбался нехорошей улыбкой, от которой у Хаима по коже пошли неприятные мурашки.

– Да, – согласился коротышка. – Пожалуй, что и праздник. Нежданный. Знаете, как бывает в наше время – сегодня свадьба, завтра похороны…

Хаим напрягся. В любую секунду он готов был нырнуть вниз, за обрезом.

– Но перед тем, как перейти к делу, – продолжал «покупатель», – мы с моим другом хотим передать привет.

Привет от итальянцев. Ничего хорошего это не предвещало. Хаим всегда отличался хорошей реакцией и не растерял ее с годами, но здоровяк оказался быстрее. Откуда-то из-за пазухи его пиджака со скоростью молнии появился длинный армейский нож и за долю секунды пробил правую ладонь Хаима, пригвоздив ее к прилавку.

– Привет от Джуза Фануччи! – прошипел головорез низким хриплым голосом.

Хаим закричал от боли и неожиданности. Машинально он потянулся левой рукой к оружию.

– Держи руки перед собой, Михельсон, и без фокусов, – коротышка взялся за рукоять ножа и легонько пошевелил ее, Хаим взвыл. – Мы знаем кто ты. И знаем, что ты много знаешь. Перейдем к делу, грузовик со спиртным вчера ночью. Налетчиками были парни Лернера. Где грузовик сейчас?

Вместо ответа Хаим разразился проклятиями.

– Грязные итальянские гомики! Макаронники вонючие! Вы за это ответите. Рамон отрежет вам яйца за нарушение перемирия.

– О каком перемирии речь? Все жиды в Чикаго вооружены не хуже экспедиционного корпуса во Франции. Повторяю вопрос, где вчерашний грузовик?

Коротышка начал вращать рукоять ножа еще сильнее. Здоровяк молча достал пистолет и приставил холодное дуло Хаиму ко лбу. По прилавку уже расползлась приличная темно-красная лужица, тонкие струйки стекали на пол. Несчастный цветочник перешел на идиш. На древнем языке он проклинал своих мучителей на вечные страдания.

– Говори по-английски, жид! Мы в Америке. Даже такой тупоголовый макаронник, как я, это понимает. Ну!

Хаим больше не мог терпеть.

– Долина! – выдохнул он. – Заброшенные склады в ирландском квартале! Один из них. Это все, что я знаю. Грузовик со спиртным не сама цель. Это отвлекающий маневр. Сигнал к началу войны.

– Отлично! – коротышка хищно улыбнулся и с усилием выдернул нож.

Цветочник попытался опять дотянутся до заветного дробовика, но итальянцы снова оказались проворнее. На него смотрели уже два пистолетных дула.

– Э нет, пархатый, – с лица мелкого не сходила усмешка. – Руки перед собой. Впрочем, уже не важно.

Хаим Михельсон услышал только первый выстрел, после была только темнота. Пули пробили ему живот и грудь, нашпигованное свинцом тело неуклюже завалилось на бок, задев высокую вазу с белыми лилиями.

Коротышка, которого звали Джонни Грассо, наклонился через залитый кровью прилавок и плюнул на мертвеца.

– Никогда не любил болтунов и стукачей, – сказал он. – Пойдем, Анж. Пора собирать парней. Скоро жиды в долине пожалеют о том, что вовремя не свалили в Палестину.

Анжело Инганнаморте, напарник Джонни, молча спрятал пистолет в кобуру за пазухой. Взял у друга нож и, вытерев лезвие белым платком, сунул его в ножны на поясе.

– Как скажешь, – сказал он с улыбкой, бросив испачканный платок на тело Михельсона. – Ты сегодня босс. Такой грозный, даже немного подрос от своей важности.

Джонни пропустил подкол приятеля мимо ушей. Он достал из огромного букета в вазе розу, понюхал ее, вернул на место и двинулся к выходу, напевая под нос «Розы Пикардии»:

В Пикардии розы сияют

В тишине под серебряной росой.

В Пикардии расцветают розы,

Но нет розы лучше тебя!