За грехи не жду от Бога рая, —
Праведность мне вряд ли по плечу.
Я кричу от боли, не смолкая,
Криком, запечатанным в груди.
Кровь свою на воду не меняю,
Родину оставив позади.
Там мои могилы и распятья,
Там мои иллюзии и сны,
Там узнала я, что мне не братья
Те, кто мне по духу не равны.
Проклят род мой древний на столетье,
Что залито красным сургучом.
Кончится ли это лихолетье,
Иль в России русский – обречён?
Мчится время адово по кочкам,
В грохоте и скрежете зубном,
А земля моя ослабла в корчах,
На юру забывшись продувном.
Сбудется иль нет её мечтанье
Обрести покой и тишину,
Или вновь ей выпадет прощанье
С сыновьями, павшими в войну?
Я – песчинка, малая частица
Той земли, что кровь моя и боль.
Русь моя, подстреленная птица,
Мой последний, мой смертельный бой.
«Понты от горделивого ничтожества…»
Понты от горделивого ничтожества
Приятны для безумного убожества.
Всеядных и невежественных множество,
А тупость ослепительней художества.
Что делать, если хваткою бульдожею
Схватилась власть с зубастой подлой рожею
За королевство глада, бездорожия,
Чудачества и пьяного безбожия?
Опять глазницы пялятся кровавые
Над нищей одураченной державою.
Позор довлеет над ушедшей славою,
И смерть грозит невиданной расправою.
Смеётся над страной блатная вольница,
Шумит среди чумы её застолица.
Народ на палача наивно молится
И гибелью своею не неволится.
А что ему востребованность с сытостью,
Гордится он своею недобитостью.
«Мелькают дни, как спицы колеса…»
Мелькают дни, как спицы колеса.
Чем дальше в лес, тем толще партизаны.
Разбив свой лоб, не плачь по волосам.
Растратив ум, не береги карманы.
Из старых истин соткана судьба,
Но по лбу бьют одни и те же грабли.
И если жизнь лишь сон, а не борьба,
Тем будешь безнаказанней ограблен.
Напрасно всё, и если не прозрел,
Так и умрёшь, обманут дураками.
Коль головой своей ты только ел,
Расталкивая ближних кулаками,
Так и уйдёшь безсмысленно в компост,
И съест тебя червяк без уваженья…
А мир вокруг прекрасен и непрост,
Как высшего порядка уравненье.
Но мир вокруг – творенье не твоё,
Ты рвёшь его, как половую тряпку
В пылу домашних кухонных боёв,
Свою гоняя с матюгами бабку.
И телевизор – истинный «пророк»
Вольёт тебе дерьма в глаза и уши,
И скажет вновь, что бедность не порок.
А голова опять попросит кушать…
«Суетность смыслов и шаткость расхлябанных вех…»
Суетность смыслов и шаткость расхлябанных вех,
Прошлое в кляре и бред доминанты кошмара…
В царстве чужого добра так ли короток век?
Новая жизнь в старой клетке даётся не даром.
В башне заклинило вал музыкальных часов,
Звон колокольчиков слился с речами пустыми…
Плачут скитальцы над трупами выспренних слов
В самой безбрежной, безбожной, безлюдной пустыне.
За словоблудием барства – плебейство и страх.
Воры и шмары танцуют под сенью шалмана,
Где у зубчатой стены в драгоценных гробах
Спят зачинатели подлости, лжи и обмана.
Выбор дороги зависит от ног палача.
Душит невежество глотки пронзительным гневом.
Тех, кто не хочет быть битым в затылок с плеча,
Ждёт новый ужас под те же блатные напевы.
«Мы не вышли из этой комнаты…»
Мы не вышли из этой комнаты,
Не окончен двадцатый век.
Там во власти серпа и молота
Был лишь щепкою человек.
На понятьях бандитских зиждется
Скотский разум бездумных масс.
«Речка движется и не движется»,
А на тумбочке – Карла Маркс.
Ушлый пи*ор придумал библию
Для содружества бля*ских сил
И протухшей вчерашней рыбою
Рабский социум накормил.
Ни стыда и ни грамма совести,
Изменён на века геном.
Нет печальней на свете повести,
Где страной управляет гном.
Ходит маятник, движет стрелочки,
Гирьки вешают бытиё.
Есть всегда для народа стрелочник,
И в руке палача – цевьё.