И лишь тем, кого манят выси,
суждено всё в уме сложить:
«Ни подгузников нет, ни сиси.
Нужно как-нибудь с этим жить.»
Декадент
Когда и́скра в душе догорает
и развенчан последний кумир,
сочинитель с мансарды взирает
ироническим взглядом на мир.
Дышит сырость в оконную щёлку,
бедолага немыт и оброс:
он затеял с маркизой размолвку,
утомлённый картинностью поз.
В звёздный час своего поколенья
он воспел обаянье греха,
но усилились признаки тленья
под игривым злословьем стиха.
Озарения были мгновенны,
вновь освистана пьеса толпой.
На запястье пульсируют вены
в ожидании бритвы тупой.
Но поэт полагает упрямо,
находясь у финальной черты,
будто пошлость – бескрылая дама,
проводящая день у плиты.
Поправляет он галстук невольно,
что, пожалуй, забавней всего…
Боже мой, отчего же так больно
мне сквозь время смотреть на него?
В комнате
Она вошла и села на диван
в изящной позе, вялая от лени.
А он застыл, как глиняный болван,
обозревая дивные колени,
и угрожал ей мысленно в бреду:
«Сейчас, ей-богу… трахну и уйду.»
Она прикрыла нехотя зевок
как бы в ответ на детскую угрозу,
в диван вдавила шелковый свой бок,
чуть изменив заученную позу,
и развела от скуки ноги врозь.
Ее усмешка жгла его насквозь.
И, ощутив волнительную прыть,
он произнес решительно и пылко:
«Пожалуй, надо форточку открыть:
тут в номерах ужасная парилка.»
Но даже пальцем он не шевельнул —
лишь краем глаза в зеркало взглянул.
В ее тираде, высказанной вдруг,
звучала плохо спрятанная злоба:
«Быть может, вы присядете, мой друг?
Смешно смотреть, как вы стоите оба.»
И обмахнула в гневе сей же миг
подолом платья ангельский свой лик.
Он стал поспешно стягивать штаны
и от кальсон избавился мгновенно:
здесь рассужденья были не нужны.
Но, как всегда, ждала его измена:
на фоне пыльных бархатных гардин
он без штанов стоял уже один.
Боже мой!
Фильм этот полон кровавых затей
(видно, его психопаты снимали):
монстры кошмарные ловят детей.
Господи, сделай, чтоб их не поймали!
Пошлые кадры бессовестно лгут:
дети не вовремя вдруг захромали,
но из последних силенок бегут.
Господи, сделай, чтоб их не поймали!
Этот зубастый тупой исполин
крошек едва ли оставит в покое.
Врежь ему, Господи! Сукин ты сын,
как ты вообще допускаешь такое!
Дети бегут меж рекламных щитов
прямо из ада в рассветные дали.
Господи, я в тебя верить готов —
только устрой, чтобы их не поймали!
Там и здесь
Там друг другу добра желают
и дельцы презирают ложь,
и собаки почти не лают,
потому что ты там живешь.
Ну а здесь производят драмы,
на подмостках людей губя,
и ругаются матом дамы,
потому что здесь нет тебя.
Кошелек там находят бедный,
а грабитель ломает нож,
и дурак не такой уж вредный,
потому что ты там живешь.
Здесь Гераклом слывет уродец,
о победах своих трубя,
а поэты плюют в колодец,
потому что здесь нет тебя.
Там года не летят напрасно
и в сердцах не гнездится дрожь.
Может быть, я сужу пристрастно,
потому что ты там живешь.
Здесь в потёках гнилого света
бронзовеет парад планет
и дожди размывают лето,
потому что тебя здесь нет.
Надпись на могильной плите
Не слишком хорош этот мир на земле —
исчадье меча и огня.
И в поисках рая блуждая во мгле,
я умер. Живи без меня.
Чтоб искорку веры в душе обрести,
не знал я покоя ни дня.
Утратив друзей на бугристом пути,
я умер. Живи без меня.
Сломалось перо на глумливом стихе,
и выпала кружка, звеня:
забытый родными, в слезах и в грехе,
я умер. Живи без меня.
Пока еще теплились угли в золе,
лелеял я в сердце мечту:
пускай нехорош этот мир на земле,
в нем можно творить красоту.
И вот среди нищих в грязи и в крови,
сутулую спину клоня,
сраженный виденьем увядшей любви,
я умер. Живи без меня.
Подруге
1
От улыбки твоей кисло-сладкой